… приснился мне интереснейший сон. как будто скачал я пиратку "Обитаемый остров", поставил смотреть, а там такое средние кино, но все более-менее понятно, я еще удивлялся, кому это может быть непонятно...
Короче, сцена в ресторанчике, идет Снегирь-Рада с подносиком к Степанову - Максиму этому кучерявому. Крысослов в маске и с кольцами в ушах (и циганской рожей) шлепает ее по заднице, Максим кричит ему "животное !". И тут встают два бугая, орут: "Ты че, в натуре охренел, тварь вонючая, ты знаешь, сколько эта баба стоит?!". Потом метелят Крысолова, втыкают в него ножик-бабочку и кидают под столики. Толстуха за стойкой бара визжит как сирена, ей велят заткнуть хлебальник. Потом один бугай садится к пианино и начинает играть "Мурку". За дверью какая-то возня, крики, шум, кого-то бьют, потом заходит Джигарханян, который вовсе даже Гурген. За ним вваливаются человек 20, несут мечи, плетки, и разноцветные тряпки. Один из братков рубит мечем столик, меч ломается. Браток ругается, мол, бутафория, пля! Гурген говорит, чтоб бросили всю эту муру, но один из братков, кавказ, просит оставить ему здоровенную катану с золотой насечкой, говорит, на стенку повешу.
Гурген садится за столик к Степанову, залпом выпивает бокал пива литра на полтора, и говорит, что  актер Степанов должен ему денег, и пора отдавать. У Степанова становится жалкое лицо, он начинает слезно просить подождать, жалуется, что Бондарчук денег не платит, стаскивает кучерявый парик и размазывает по лицу слезы и грим. Тут братки притаскивают Юлию Снегирь, и Гурген говорит ей, что Бондарчук должен ему миллион долларов, а фильм весь разворовали пираты, и вообще фильм - дерьмо, на него никто не ходит. Кавказ из-за спины подсказывает, что не один миллион, а десять. Гурген недоверчиво переспрашивает "Что, так много? А зачем вы ему давали?!" Кавказ бледнеет, пожимает плечами. Потом отворачивается, делает зверское лицо и проводит большим пальцем по горлу. Тогда братки вытаскивают на улицу какого-то маленького человечка с портфелем и в окно видно, так на улице ему простреливают голову.
Гурген морщится, и говорит Степанову, что мол, видишь, теперь мне еще и бухгалтера нового нужно покупать. Так что твой долг, говорит, мелочи, а вот Бондарчуку придется отдать бабки. Поэтому, говорит Гурген, мы эту красавицу забираем и в счет долга в рабство продадим. А тебе, баран, говорит он Степанову, мы уши отрежим, и Бондарчуку пошлем в коробочке.
Актер Степанов сначала не верит, трясет головой, говорит, что как же он в кино играть будет без ушей? А Гурген его уговаривает, обещает половину долга списать.
Короче, наваливаются братки на Степенова, он пытается брыкаться, но его метелят, скручивают, и кавказ достает длинный грязный нож, ну точно как баранов режут. Снегирь падает в обморок.
Тут я понимаю, что уши будут резать в натуре, и не желая смотреть на этакое зверство, хочу прокрутить фильм дальше.  Но вместо ноутбука у меня в руках оказывается двузубая вилка, и сижу я не у себя дома, а в том же ресторанчике, за дальним столиком, передо мной стоит бокал пива литра на полтора и тарелка с какой-то едой...
Вопли Степанова становятся такими громкими, что закладывает уши. Потом ему зажимают рот, и кавказ заносит нож.
Я как завороженный встаю со стула, впиваюсь глазами в дикую картину...
Потом меня осеняет гениальная мысль. Я складываю руки рупором и кричу "Камера, стоп!!!". Все замирает, звуки замолкают. Немая сцена, стоп-кадр. Потом Гурген медленно поворачивает голову в мою сторону, хитро так улыбается и говорит голосом Горбатого: "И как грозишься, дурилка картонная! А ну-ка, иди туда!" И показывает на пианино. А кавакзу говорит, подожди мол, он щас нам "Мурку" сыграет. Ну подожди, думаю, сволочь, я тебе сыграю. Сажусь за пианино и начинаю играть гимн СССР. Кавказ роняет нож и начинает  кашлять и плеваться, Гурген встает из-за стола и начинает петь гимн, хрипя, сипя и срываясь на кашель. У братков рожи дурные и какие-то плоские, один вдруг подносит руку ко лбу и пытается изобразить пионерский салют, при этом подпевая Гургену. Другой браток крестится и читает молитву, какую-то дикую смесь из "Отче наш" и знахарских заговоров.
Потом Гурген, совсем охрипший, стучит по столу ладонью и приказывает убрать тапера нахрен. Я понимаю, что щас будет совсем неинтересное кино, и вижу вдруг на пианине киношную хлопушку. Я хватаю ее, беру Гургена и всю кампанию на прицел и ору "Камера! Мотор!! ПОЕХАЛИ!!!". И щелкаю.
С громом, дымом и пламенем разлетается панорамное окно ресторанчика. С вихрем осколков врывается Мак Сим, здоровенный как молодой Шварц и быстрый, как Брюс Ли, с лицом как в книжке, но немного похожий на Дольфа Лунгрена. На лице очень нехорошая усмешка. В знаменитых шортах, коричневый, как негр. И с сигарой. Осколки стекла колют голую кожу, но не втыкаются, отскакивают, как от резины. Это видно, как замедленная съемка крупным планом.
Растопыренные пальцы руки складывают "фак", об палец разбивается летящий осколок. Огромный зубатый осколок ударяет в лоб и разбивается, глаза моргают, взмах головы стряхивает стеклянную пыль. Мак Сим открывает глаза, растягивает губы в ухмылке. Потом затягивается, как Шварц, кашдяет, бросает сигару, плюется, смотрит на меня и крутит пальцем у виска. И начинает, конечно, мочить братоков, прыжками передвигаясь по залу, на мгновения вовсе исчезая и появляясь вновь.
Происходит обычная голливудская драка в кабаке, в которую включается и толстуха за стойкой, разбивая бутылки об головы братков, которые падают рядом.
Мак Сим хватает набегающего на него кавказа и рубит ребром ладони по горлу, да так, что голова кавказа отлетает прочь и катится по проходу между столиками.
Один из оставшихся братков стреляет в Юлию Снегирь. Все резко замедляется, видно, как летит пуля в красивое личико, и как наперерез пуле летит Мак Сим. Он принимает пулю в плечо и падает, ломая столик. Два братка уводят Гургена к выходу, а стрелявший бандит медленно идет к упавшему герою, держа автомат наизготовку. Гурген кричит, что зарежет Бондарчука как барана, и убьет Бориса Стругацкого, чтобы всю эту хрень убрать.
Мак Сим встает, как Терминатор, медленно и грозно, с ухмылкой на лице, стирая с себя кровь и стряхивая на пол. На груди и животе четко видны белые шрамы от пулевых ранений. Потом грозит пальцем братку с автоматом. И братается на братка, уворачиваясь от града пуль. Хватает братка, сворачивает ему голову. Хватает автомат и стреляет в Гургена, но боек щелкает вхолостую, патроны кончились.
Тогда Мак Сим бросается вдогонку, выбивает-вырывает узенькую дверь, в которую не может протиснуться.
Но джип Гургена уже уносится на бешеной скорости.
Мак Сим возвращается обратно в ресторанчик и начинает говорить по-немецки. Я могу разобрать  только ругательства, а русского языка Мак Сим не понимает. Актриса Снегирь говорит: "Ой, у Вас кровь, вы ранены!" и пытается сделать перевязку из полотенца. Мак Сим зажимает рану и останавливает кровь. Он пытается затянуть рану, но Снегирь ему упорно мешает, кровь течет рекой, Мак Сим и Снегирь перепачканы в крови. Актер Степанов, с ушами, только-только очухавшись, дико смотрит на Мака Сима и Снегирь, говорит "это... это кровь..." и падает в обморок.
Я выхожу из ступора, смотрю на хлопушку у себя в руке, бросаю ее, подбегаю к толстухе за стойкой и ору "Аптечку давай!". Та приносит аптечку и я бегу к раненному. Мак Сим берет йод, нюхает его, крутит головой и отбрасывает в сторону. Потом показывает жестами, как накладывать повязку на плечо. Я отпихиваю Снегирь с ее полотенцем (она липнет к Маку, как муха), и обматываю простреленное плечо бинтом.
Потом начинается диалог. Я не понимаю немецкого, но потом спрашиваю "Ду ю спик инглишь?" Мак Сим говорит "Йес!" и начинает ругаться по-английски.
Я понимаю, что он не понимает нихрена, как попал в этот факанный кабак, какого черта эти разборки, зачем его оторвали от важных дел в Айслендс Импайре и что это вообще за факанный фак?!
Тут опять влезает Снегирь. Она тараторит по-английски со скоростью пулемета, улыбается, строит глазки и все время хватает Мака за раненную руку. Тот кривится, но говорит с ней. Я нихрена не понимаю из их слов, слишком быстро и правильно они говорят. Я пытаюсь одернуть актрису Снегирь, но она не сбавляя темпа посылает меня подальше. Мол, кто тебя просил, зачем влез, все было так интересно, тоже мне режиссер самозваный, пля!
Я смотрю на эту дуру, на Мака Сима, на лице которого медленно но верно кончается терпение, и тут до меня наконец доходит.
Я хватаю Снегирь за волосы, зажимаю ей рот и кричу: "Мак, ит из мафия! Ганстерс, андестенд?" "Хиз босс Гурген, хи из биг мафия бос оф Москов" "Хи вонт килл Бондарчук, хи вонт килл Борис Стругацкий!" "Ви ду стопед хи!"
Мак Сим спрашивает - почему? И кто такие Бондарчук, Стругацкий? И что такое мафия?
Снегирь больно кусается и лезет в морду. Мак хватает одной рукой ее, другой меня, и встряхивает как котят.
Я кричу - "Юля, скажи ему, переведи! Они хотят убить Бондарчука и Стругацкого! Без него и Стругацкого все это исчезнет!" Снегирь послушно начинает переводить, доходит до "киллед Бондарчук" и вдруг начинает плакать навзрыд. Она вцепляется в Мака мертвой хваткой и, путая русские, немецкие и английские слова, умоляет его спасти Федю.
Черт с Федей, кричу я, нужно спасть Стругацкого! К черту старика, кричит Снегирь, Феденьку спаси, Феденьку моего! Потом краснеет как помидор и умолкает.
Мак Сим встает со стула и говорит "Гоу! Комон!". "Ю" - он показывает пальцем на Снегирь, "Ю аре транслейт хим", и тычет пальцем в меня. Я путано объясняю, что Стругацкого нужно спасти обязательно, потому что без него весь этот мир исчезнет. Юлия Снегирь плачет, и твердит что без "Феди" все пропало, кина не будет, и вообще, ей без Бондарчука жить незачем.
"Окей" говорит Мак, "Гоу, сэйв зеа соулс".
"А это?" спрашиваю я, и показываю на повязку. Мак Сим оглядывается, подбирает с пола нож-бабочку, и аккуратно разрезает бинты. На месте раны багровый шрам с кусочками запекшейся крови.
Мак идет к выходу, я следую за ним. Сзади стучат сапоги. Я оборачиваюсь и вижу актрису Снегирь в мужских армейских ботинках, чьих-то брюках, одетых под юбку, с перевязанными волосами и автоматом в руках.
Лицо и одежда актрисы все так же перепачканы засохшей кровью.
Мое предложение хотя бы умыться срезается нарочито грубым голосом - "Уймись, мамаша, все по сценарию".
"Юля, куда ты лезешь?!" - кричит актер Степанов. Он уже пришел в себя, сидит за столиком и пытается унять дрожь, прихлебывая из горлышка бутылки с яркой этикеткой.
"Молчи, сопляк!" - презрительно отвечает Снегирь, - "нехрен деньги было чужие про...ть!"
Мак Сим смотрит на все это молча, ухмыляясь и покачивая головой.
Мы выходим на улицу. Открывается вид на Москву-реку, Кремль и МГУ.
Но далеко уйти нам не дают. Верещат милицейские сирены. Человек в странной черной форме, не то мундире не то комбинезоне, с ярко блестящими пуговицами, в берете над коричневым лицом, угрюмо козыряет нам искалеченной рукой.
"Ротмистр Чачу. Предъявите документы!". За ним стоят несколько человек в такой же форме и АКМ на плечах, еще дальше по улице стоит нелепая квадратная машина с распахнутым люком. У машины возятся двое, открыв спереди люк поменьше. Машина издает вой сирены и изредка взрезывает двигателем.
Ротмистр оглядывает нашу дикую компанию, и впивается глазами в Снегирь. А та вдруг бросает автомат и сама бросается на одно из черных, на того, у которого нет автомата, а пистолет на поясе и нашивки на рукаве. Снегирь виснет у него на шее и плачет - "Гай, братик, они хотят убить Федю, помоги нам, спаси его, братик!". "Братик" явно не узнает актрису, и вообще впервые видит женщину в сапогах, брюках, юбке и засохшей крови. Он среднего роста, коренастый, с короткой армейской стрижкой светлых волос, толстой шеей, переходящей в мускулистый прямой затылок. Нос у него тоже прямой, почти на одной линии со лбом, лицо не очень-то русское и вообще непонятно какой национальности. У ротмистра и других черных телосложение и лица такого же типа.
"Капрал, это твоя сестра?" - каркает ротмистр, - "тогда почему она бегает с автоматом по Москве? И почему она в крови и брюках? И что это за пугало?" - ротмистр показывает на Мака Сима.
Мак Сим, по лицу видно, узнал ротмистра и сейчас его убьет.
Я изо всех сил вцепляюсь Маку в локоть, чувствуя под пальцами вроде бы как резину, натянутую на камень.
Лезу в карман за паспортом, но вместо него достаю какую-то красно-черную корочку и как дурак протягиваю ротмистру. "Вот, пожалуйста, господин ротмистр" – отвечаю я.
"Господа все в Париже" – цедит сквозь зубы ротмистр. "Извините, отоваришь " – говорю я. Длинный рыжий автоматчик острит "Тамбовский волк тебе товарищ!" и заливается идиотским смехом. Остальные гогочут, только капрал продолжает отчаянно обниматься со Снегирь.
Ротмистр поворачивается и смотрит на рыжего. Тот замолкает, подавившись смехом.
"Это со мной" - я цепляюсь за Мака Сима, который, видно, раздумывает, не убить ли и меня вместе с ротмистром.
Ротмистр отдает мою корочку капралу, который уже освободился от объятий Снегирь. Потом оборачивается к машине и кричит "Вы долго еще будете копаться, мать вашу?!". Один из черных с размаху пинает машину в квадратный борт, борт разваливается деревяно стуча и обнаруживая изнанку неокрашенной фанеры. Под ним оказывается передок броневика с толстыми колесами и прилизанными очертаниями. "А, вот ты где, слава Творцам!" - радостно кричит водитель, откидывает крышку капота, засовывает туда руку и что-то с усилием проворачивает. Двигатель со скрежетом заводится, переходя на ровное тихое гудение.
Капрал раскрывает корочку, меняется в лице, глаза его ползут на лоб, он отдает корочку ротмистру и что-то шепчет ему на ухо. Ротмистр смотрит в корочку, смотрит на меня, потом снова в корочку, снова на меня. Угол рта его вытягивается в кривой ухмылке, глаз прищуривается. Потом лицо становится совсем каменным.
В меня впиваются зеленые злые глаза с почти вертикальными зрачками.