-1-

- Уважаемые пассажиры! Не заходите за ограничительную линию у края платформы…

Голос заставил Вальтера проснуться.
Его ресницы дрогнули, однако открывать глаза он не стал. Веками он чувствовал яркий свет, который заливал пространство и рисовал цветные пятна перед его закрытыми глазами. Яркий свет? Нет, сейчас он не думал. По крайней мере, об этом. Он думал, вернее пытался думать, о том, каким странным было это пробуждение. И каким нехарактерным… Или наоборот?
Нехарактерным?
И да, и нет. Следовало признать, что каждое его пробуждение с тех пор как ему стукнуло сорок и он впервые попытался завязать, было абсолютно нехарактерным для более-менее здорового человека его лет. Мало того, оно было болезненным и неприятным, если, конечно, пробуждение вообще можно назвать приятным… И еще это слово… «Странным»… В пятьдесят два люди все реже произносят подобные слова вслух, а многие и вовсе забывают об их существовании. К пятидесяти двум для Вальтера все давно стояло на своих местах и было таким же понятным, как стихи Агнии Барто для детей дошкольного возраста, и вряд ли он мог вспомнить более странное слово, чем слово «странным»…. Казалось, оно имело какие-то невообразимые, совсем не геометрические формы, настолько невообразимые, что никак не хотело уложиться в его рациональное сознание, забитое прямоугольными образами и лабиринтами стен, выстроенных из логических цепочек и причинно-следственных связей.
Странным?
И все-таки да. Странно, но сегодня он не чувствовал боли. Ни той, что была вчера, ни той, что не давала ему уснуть несколько дней назад, как раз накануне его дня рождения – праздника, которого он почти никогда не видел, да и видеть, по правде говоря, не хотел. Вальтер зажмурился. Пятна перед глазами стали еще ярче, появились новые цвета – фиолетовый и голубой. Боли не было. Все это напомнило ему детство - шестьдесят девятый год. Детство и еще юность, когда не было ТАКОЙ боли. Он снова задремал.
Вальтер увидел солнечный день и своего отца, еще здорового, немного квадратного мужчину в синих брюках и бежевой рубашке в крупную красную клетку…
Никакой боли…
…Отец мыл машину, широкими, уверенными движениями натирая до блеска белую краску «Москвича» четыреста первой модели. Его русые, нечесаные волосы – отец не имел привычки причесываться по утрам – приобрели золотистый оттенок в лучах полуденного солнца. Маленький Вальтер сидел на траве, совсем рядом, и мыльные брызги иногда попадали ему на лоб и уши. Он улыбался, глядя на отца. Сейчас он его любил и не хотел думать о том, что будет вечером. Вальтер радовался хорошему дню и тому, что сегодня отец разрешил ему вымыть колесные диски. Рядом с ведром лежала губка поменьше. как раз для него. Мальчик прикоснулся к ней и поднес к носу. От нее пахло мыльным раствором. Он опустил губку в ведро с холодной водой, в котором лопались радужные пузыри, почувствовав при этом приятный холодок в ладонях… Холодок, точно такой, как руки отца после ночной смены, точь-в-точь, как холодок, который пробегал по спине мальчика, когда он слышал этот голос из кухни.
- Вальтер! Иди сюда, мне нужно поговорить с тобой! – язык отца сильно заплетался, - я что сказал, мать твою!
Никакой…
- … не скапливайтесь на середине платформы. Будьте внимательны друг к другу!
Вальтер снова проснулся, но глаза по-прежнему оставались закрытыми. Боли не было.
Странно. Не болело сердце, которое еще с детства шумело не хуже чем его старый радиоприемник «Радиола». Он вообще не слышал его стука, как слышал его раньше перед тем, как заснуть и перед тем, как проснуться. Это было похоже на пытку. В такие моменты он часто напевал песенку из кинофильма «Семнадцать мгновений весны» под аккомпанемент своего собственного сердца: «Не думай …. тук-тук.. о секундах с высока … тук-тук…»,Чертов паровоз! Он не мог спать на боку, потому что стук сердца, эта проклятая тахикардия - черт ее побери, - эхом отдавался в его ушах, помногу часов не давая отойти ко сну. И если он не был пьян, то неизменно засыпал и просыпался на спине.
«Совсем не похоже на меня», - подумал Вальтер и открыл глаза.

-2-

Едва живой, огонек на конце сигареты без фильтра все же пожирал папиросную бумагу, неумолимо приближаясь к пальцам курильщика. Пальцы эти цвета разлитого кофе, изменившие свой цвет благодаря никотину, были сухими и тонкими и заканчивались некогда ухоженными ногтями, которые сейчас оказались совершенно черными и чересчур длинными. Пальцы эти принадлежали таким же тонким и жилистым рукам, а те в свою очередь принадлежали человеку по имени Артур.
- Черт!
Артур Коляго встрепенулся, покачнулся на табурете и, смахнув со стола стакан, сунул обожженные пальцы в рот. Стало немного легче. Но только немного. Он освободил пальцы изо рта и тупо уставился на свежий ожог. За те две недели, что он находился во внеплановом отпуске, это была, пожалуй, первая вещь, которая заинтересовала его настолько, что он смог оторвать глаза от стакана. Пускай даже и на несколько секунд. Боковым зрением он видел полупустую бутылку. Бутылку водки, а рядом с ней – ничего.
Именно отсутствие стакана заставило его забыть о ноющей боли в пальцах. Артур нагнулся не заглядывая под стол и принялся судорожно шарить по пыльному полу. Когда стакан, наконец, оказался в его руке и занял свое привычное место рядом с бутылкой, он выдохнул. С облегчением.
По радио передавали сводку новостей. Диктор, женщина с грубоватым голосом без особого сожаления рассказывала о дорожно-транспортном происшествии с участием четырех легковых машин и пассажирского автобуса. Имелись пострадавшие, в том числе водитель автобуса. Слава богу, обошлось без трупов.
Губы, в которых была зажата очередная сигарета, искривились в подобии усмешки.
«Интересно, каков шанс быть пострадавшим или трупом, если ты водитель поезда?»
Артур поймал себя на мысли, что не может зажечь спичку.
«Я пьян в жопу…. Опять…»
Сознание неумолимо покидало его. Он положил руки на стол, и его шея вдруг перестала быть опорой голове. Это происходило как всегда неожиданно и как всегда не вовремя. Никак не привыкнуть. Артур сплюнул на пол вместе с сигаретой.
«Боже, помоги мне…»
В одну секунду комната предательски улизнула из виду, и он погрузился во тьму.
За окном бестолково скулил ветер, нагоняя тяжелые грозовые тучи. Тень допотопного холодильника «Минск», словно наковальня, нависала над неопрятного вида столом, испачканным остатками еды, пеплом и, собственно, самой тенью холодильника…
По радио начался прогноз погоды.
На газовой плите выкипали макароны. Булькающая жидкость поднималась со дна кастрюли, переливалась через край и с шипением умирала на веселом голубом огоньке.
Артур захрапел. В это время первые капли дождя упали на карниз, растворившись в птичьем помете. Порыв ветра распахнул форточку, отчего та жалобно взвизгнула и снова начала закрываться.
Вода толчками выливалась на плиту, угрожая пламени, готовому вот-вот погаснуть. Ветер, видимо собравшись с силами, снова толкнул форточку, которая снова отозвалась скрежетом своих деревянных костей, задержалась на одном месте и немного помедлила, - но лишь для того, чтобы последний раз за этот вечер совершить движение в обратном направлении…

-3-

Яркий свет слепил.
«Что за черт!» - Вальтер заморгал, пытаясь поймать слезящимися глазами фокус – не вышло. Тыльной стороной ладони он вытер влагу с обоих глаз и неожиданно для себя чихнул. Зрение постепенно возвращалось. Теперь Вальтер, правда, сильно прищурившись, смог различить внушительных размеров лампу, светящую с потолка, ту самую лампу, которая и заставила его прослезиться. Мозг не подавал никаких сигналов тревоги, и Вальтер сел, все же не до конца осознавая, где он и что здесь делает…
Уважаемые пассажиры! Во время движения эскалатора…
Уже через секунду он вскочил. Вскочил, потому что понял.
«Но этого не может быть!» - Вальтер завертел головой и на всякий случай еще раз протер глаза. Видение не исчезало.
«Значит, не сон…»
И даже не то, что он находился в вагоне электрички,..
…подумать только!..
…ввергло его в такой ступор. Пугало то, что он абсолютно не представлял, каким боком и с какого перепугу его могло сюда занести! В конце концов, почему дежурный милиционер или машинист – он ведь обязан проверять вагоны на конечной станции, - не вышвырнули его за дверь? Были и другие полувопросы (он называл их именно так), которые сами собой возникали во время волнения и сыпались в его голову непонятно откуда, толпились и наскакивали друг на друга, так и не успев толком сформировать себя в мозгу и превратиться в полноценный вопрос...
Вальтер взглянул на покрытые коричневым кожзамом сиденья, на пластмассовые поручни, где согласно надписи могла быть чья угодно реклама – вагон по крайней мере был самым что ни на есть обычным… На этом обычные вещи и заканчивались… Осмотрев себя, Вальтер обнаружил очередные загадки: во-первых он был одет только в рубашку (две верхние пуговицы были небрежно вырваны), хотя на улице был конец октября, легкие брюки и туфли; а во-вторых его карманы были абсолютно пусты. Не было ни денег, ни документов, ни ключей от квартиры, а главное – не было сигарет… Его, курильщика с тридцатипятилетним стажем, эта новость заставила испытать настоящий шок. Всего лишь второй раз за три десятка лет у него не было ни одной сигареты! Вальтер снова сел, чтобы немного успокоиться и собраться с мыслями. Волнение постепенно уходило, и хотя отсутствие сигарет являлось чем-то сродни приступу клаустрофобии, он действительно успокаивался….
Второй раз!..
…Это было в восемьдесят втором, тогда только-только вошли в моду немецкие болоньевые куртки, а сборная СССР не вышла в полуфинал чемпионата мира из этих вонючих пшеков!.. Тогда командировка в Монголию была чем-то из мира больших праздников, но ведь он ее заслужил… Ему ничего не давалось просто так – он, возможно единственный из десяти членов делегации, был там, потому что заслуживал этого, и уж абсолютно точно он был единственным кто злоупотреблял никотином. Четырнадцать пачек сигарет он оставил дома и вспомнил об этом лишь в аэропорту. В полете Вальтер очень постарался и сумел уснуть, заглушив ненадолго голод, но потом… Самолет опоздал на сорок минут, вот только встречать их явно не торопились. То ли произошла ошибка и встречающие не были проинформированы о точном времени прибытия, то ли что-то еще, однако группа советских инженеров оказалась без сопровождения в международном аэропорту "Буйант Ухаа". Искать кого-то среди монголов с одинаковыми лицами было бесполезно, спросить работников аэропорта также не представлялось возможным, поскольку русский язык для них был не более чем набором звуков, а это означало, что оставаться на месте было единственным правильным вариантом.
Они появились через два часа. Без переводчика и извинений. Один из них курил сигареты без фильтра какой-то незнакомой Вальтеру марки. Тогда Вальтер впервые пережил подобное потрясение, а облегчение, которое он испытал, угостившись сигаретой, было сравнимо разве что с утренним сексом…
Второй раз Вальтер заставил себя успокоиться и начать хотя бы подобие мыслительной деятельности. С трудом, но через несколько минут процесс все-таки пошел. Естественно, его рациональный мозг искал рациональные ответы, которые, как на зло, куда-то запропастились, а может их и не было вовсе…
Вагон метро, одежда, пустые карманы, нет боли – где логическая связь? Вальтер погладил лоб – он был на удивление холодным. Черт! Не совсем понимая, что делает, он снова поднялся, прошел сквозь открытые двери вагона и оказался на платформе. Сделав несколько шагов, он едва не упал, наступив на собственные шнурки. Смешно, но Вальтер не улыбался, вместо этого он медленно присел на одно колено, чтобы зашнуровать обувь. Это удалось ему довольно легко. И снова боли не было. Куда подевался радикулит? Пальцы послушно заплели двойной бантик, и Вальтер позволил себе разогнуться. Снова без боли.

-4-

Люди спешили, как и обычно в это и любое другое время. Половина восьмого – это уже не час пик, но людям же это не объяснишь – они все равно спешили. Каждый со своими делами, каждый со своей программой в голове, каждый со своим умным видом. Аллея, ведущая к станции Якуба Колоса, сегодня была непривычно пуста. Куда-то подевались студенты, рабочие близлежащего завода «Ударник» и просто любители попить пивка, которых не смущал ни зной, ни мороз, ни даже соседство с таким зданием как Пушкинская библиотека. В отличие от них, фонари горели и были на месте. Семь или восемь, их явно недоставало, чтобы осветить аллею, однако этого и не требовалось: ЦУМ и библиотека были неплохими источниками света…
Люди спешили, стараясь как можно быстрее пересечь аллею, чтобы как можно быстрее оказаться в метро (подобная тавтология была ни чем иным, как их повседневным ритмом жизни), и им не было никакого дела до того, что все скамейки, кроме одной, были пусты. Это случалось редко, но так ли много среди нас наблюдательных людей?
Мальчик в бейсболке «Анахейм дакс», синих джинсах и немного великоватой куртке не занимал и пятой части скамейки. Теперь он не хотел, да и не мог идти в библиотеку. Поджав ноги, примерно, второй час он сидел в этой незатейливой позе. Мальчик уже не плакал, и это происходило вовсе не потому, что у него не было повода – просто закончились слезы; невероятно, но этот момент он не смог бы выдавить из себя и капли влаги. Какая-то женщина пристально, но совершенно без тревоги посмотрела на него, проходя мимо и едва не коснувшись сумкой его колена. Другие же люди спешили, как и обычно…

-5-

Можно сказать, Вальтер любил метро. Когда полтора часа своей жизни ты проводишь в таком месте, как метро, невольно привязываешься к нему, а если и нет, то, по крайней мере, испытываешь какие--либо эмоции; люди же, подобные Вальтеру, и вовсе начинают его любить. В метро он чувствовал некое подобие успокоения, именно в метро к нему приходило чувство свободы, как бы смешно это не звучало. Он никогда не понимал людей, которых бесила давка, столкновения, шум и другие атрибуты жизни в метро. Несомненно, он был другим. Он насаждался каждым мгновением своей жизни в метро, а, может быть, просто научился делать это за те долгие годы, что провел под землей. Однажды он даже встретил в метро женщину. как ему казалось тогда, это была та самая женщина, с которой он смог бы изменить. Конечно же, он любил жену, но тот год, да, в общем-то и все последующие, были не самыми лучшими в их совместной жизни - немногие люди способны понять ваше пьянство, знаете ли… Он старался изменить себя, но бросил заниматься этим еще в тридцать лет; изменить жене казалось намного проще. Тем не менее, он не смог. Думая об этом в последующее время, Вальтер не мог отыскать причину произошедшего. Речь не идет об его природной честности или любви к супруге, - он пытался отыскать истинную причину…

- Уважаемые пассажиры! Не заходите за ограничительную линию у края платформы…

Вальтер вздрогнул, снова услышав голос. Металлические нотки еще более растревожили в нем чувство одиночества. Одиночества здесь и там. Тяжело вздохнув, он продолжил осматривать станцию…
До боли она была похожа на Октябрьскую: тот же желтоватый свет, полностью идентичные колонны (такую форму сложно с чем-то спутать), та же архитектура советских времен… В какой-то момент Вальтеру даже подумалось, что это она и есть. Но нет. Во-первых, не было перехода на вторую линию, во-вторых куда-то подевались все указатели и плазменные панели, к тому же Октябрьская всегда казалась ему немного длиннее… Вальтер оглянулся в сторону вагона – очередная странность ожидала его. Вагон был один и стоял ровненько по середине платформы.
«Все. Мне пора», - это был редкий случай, когда действие опережало мысль, - Вальтер уже направлялся к эскалатору.

-6-

- Пустые бутылки есть? Я говорю, пустые бутылки есть?
Мальчик медленно поднял глаза, в которых читалось непонимание и мольба.
Отпусти меня…
- Я говорю…
- Я слышу, - мальчик опустил бейсболку, чтобы бездомный не увидел его глаз. В этот момент он почувствовал, что кто-то, от кого исходил резкий запах мочи вперемешку с определенно незнакомым мальчику запахом (в его мыслях этот запах был похож на раздавленную машиной кошку), сел на скамейку совсем рядом.
- как раз вовремя, - голос бездомного был весьма хриплым. Определенно простужен.
- Что? – мальчик не решался повернуться.
- Ты что боишься? – по интонации мальчик чувствовал, что бездомный улыбался.
- Нет.
- Тогда повернись ко мне.
- Я не хочу, - мальчик натянул кепку едва не до самого носа.
- Те, кто боялись, многого не увидели и не узнали о многом. Те, кто боялись, боятся и до сих пор.
- Я все-таки боюсь.
- Ты не боишься. Ты просто устал, а вот я наоборот - полон сил, но чертовски напуган.
- Вы? – мальчик не удержался и взглянул в сторону своего собеседника. В сумерках он толком ничего и не увидел. Прищуренные глаза, овальное лицо, редкие непослушные волосы; отсутствие бороды слегка выбивало этого человека из образа бродяги.
- Ну, конечно, я!
- Значит, вы тоже ничего не узнали и…
- Нет, ты не понял, маленький пассажир, - мальчик вздрогнул, - страх познания или же блаженство неведения и страх за другого человека – это две разные вещи.
- Вы боитесь за кого-то, - почти по слогам проговорил мальчик и вслед за головой немного повернулся к бездомному сам.
- Я боюсь за тебя, мой друг. Ты выглядишь совсем не так хорошо, как, должно быть, выглядел утром, когда твоя мама укладывала твои книги…
- Ну и что, - мальчик снова попытался спрятать лицо – недавний интерес испарился, как будто его и не было.
- Ты очень устал. Почему бы тебе не поехать домой? Все равно библиотека закрывается через пять минут…
- Откуда вы знаете про библиотеку? – было видно, что мальчишка не на шутку перепугался.
- Все знают, что библиотека закрывается ровно в восемь.
- Я шел туда. Откуда вы знаете?
- Ну, я не так уж и много знаю, если честно. Хотя кое-что я тебе все-таки расскажу.
- Что?
- Не сейчас – всему свое время…
- А потом мне и не надо, - мальчик съежился, скрестив руки на груди. – Уходите.
- Не могу. Я жду здесь старого друга.
Мальчик молчал и ничего не ответил.

-7-

Эскалатор остановился. Словно гигантский червяк, покрытый металлической чешуей, казалось, он замер навечно. Вальтер не переставал удивляться – станция определенно напоминала Октябрьскую и в тоже время – нет. Еще вчера плакаты с улыбающимися братьями Запашными, группой «Каста» в полном составе (не пропустите 11 ноября в клубе «Реактор»!) и другими известными лицами мозолили глаза каждому, кто решил бы спуститься или подняться здесь на эскалаторе. Киноафиша, лазерная коррекция зрения, подарки в стиле фэн-шуй, реклама офисной техники, порядком намозолившее глаза предложение «Осень вдохновляет – Элема создает», опять же плазменные панели с социальными роликами привлекали взгляды людей невольно оказавшихся рядом в час пик. Обычно Вальтер смотрел на самих людей, смотрел и не видел в них ничего кроме сотен рассеянных взглядов, потерявшихся в этом водовороте цветов, красок и звуков. Это сильно раздражало его и вызывало приступы жуткой тоски. Чертова толпа напоминала ему стадо овец. Даже в метро он по-прежнему чувствовал себя одиноким.
Мысли о вчерашнем дне и одиночестве вернули Вальтера к эскалатору, каким он был сегодня. Медленно, неосознанно стараясь не разрушить иллюзию, он провел ладонью по резиновым периллам. Неужели это Октябрьская? Тогда все необычные детали – плод больного воображения? Больного ли? Вальтер никогда всерьез не считал себя больным. как-то воскресным утром, будучи не до конца трезвым, он засобирался на работу; как-то решил, будто стенной шкаф – это туалет. Но сейчас он чувствовал себя совершенно по-иному: никакой боли, стопроцентный контроль сознания; наконец, он трезв. Единственным волнующим моментом было то, что Вальтер никак, сколько ни пытался, не мог вспомнить – пил ли он вчера. Да, что уж говорить – он не мог вспомнить, что он делал и где он был вообще. Например, среда отложилась в памяти едва ли не целиком с точностью до часа, но четверг, то есть вчера… на его месте было сплошное черное пятно.
Он пришел в себя уже на середине эскалатора. Оказывается, каждый новый вопрос поднимал его на одну ступеньку выше. Шаг за шагом он продолжал подниматься, предчувствуя на вершине горы-эскалатора какую-то разгадку или хотя бы малейший намек, зацепку, ответ на хотя бы один из волнующих его вопросов.
Уже издалека он увидел, что за стеклом, означавшим выход из метро, ходили люди. Мужчины и женщины, иногда дети, они проходили мимо дверей, но ни один из них, похоже, не намеревался зайти. Вальтер ускорил шаг по направлению к выходу, бросив мимолетный взгляд налево – будка контролера была пуста. Честно говоря, ему было наплевать, - все, что реально овладело его вниманием в этот момент, был выход. Еще быстрее передвигая ноги, почти бегом, он достиг двери и двумя руками ухватился за холодную…
- Вальтер! Иди сюда, мне нужно поговорить с тобой! Я что сказал, мать твою!
… ручку.
Он дернул раз, другой, словно не веря в происходящую вокруг него нелепость. Он подбежал ко второй двери, затем к третьей. После четвертой или пятой попытки Вальтер окончательно удостоверился в том, что двери с надписью «Выход» были намертво закрыты. Перебравшись через заграждение, он добрался до дверей с надписью «Вход», заранее предполагая результат данного действия, и оказался прав – все без исключения спасительные выходы были блокированы и не реагировали ни на какое силовое воздействие с его стороны.
- Люди!!! – Вальтера охватило настоящее бешенство, знакомое состояние определило дальнейшую последовательность действий, и он с удвоенной силой принялся молотить по стеклу кулаками, далеко отводя руки, как будто пытаясь отогнать надоедливую галлюцинацию…
Женщины и мужчины проходили в десяти сантиметрах от него, но ни один из них ни на мгновение не повернул головы в стороны Вальтера. Складывалось ощущение, что его попросту здесь не было!
- Эй! Люди! Люди! Помогите! – Вальтер разогнался и со всего маху навалился на двери плечом. Удар должен был получиться достаточно сильным, но он даже не почувствовал боли. Никакой боли. Еще удар и еще – люди не реагировали. Вальтер мог отчетливо различить их лица, одежду, он видел даже прыщи на лице долговязой блондинки в куртке из жалкого подобия крокодиловой кожи.
- Эй!
Все оставалось на своих местах.
Не столько от усталости, сколько от отчаяния, непомерно тяжелым грузом, давившим на него, Вальтер опустился на пол.
- Да что же это такое! – он снова вскочил на ноги, как загнанный в ловушку зверь, озираясь по сторонам.
Нужно было срочно успокоиться, но Вальтер никак не мог взять себя в руки. Понимая всю абсурдность ситуации, и в тоже время все еще надеясь на спасение, он буквально за минуту сбежал с неработающего эскалатора, пересек обезлюдевшую платформу, уже не обращая внимания ни на какие странности, и оказался у противоположных выходов к долгожданному свету.
Прикоснувшись к ручке двери, Вальтер почувствовал приступ де жа вю.
«Можно не быть Павлом Глобой, чтобы понять, что и здесь двери закрыты», - рука его опустилась, повинуясь ходу мыслей, а глаза снова увидели людей, которые не видели его…

-8-

- А вот и мой друг. Смотри-ка, да он не один!
Огромная, с длинной вьющейся шерстью собака белого окраса, в которой, безусловно, было что-то от южнорусского терьера, виляя увесистым хвостом, бежала по направлению к скамейке. Рядом не отставала ни на шаг, и это несмотря на прихрамывающую заднюю лапу, собака помельче, видимо ****, как две капли воды похожая на своего собрата.
- Фомка! Ты кого это с собой привел? Не прошло и часа, а ты себе уже девчонку нашел!? Ай, красавица какая, ты погляди! – бездомный слегка двинул локтем мальчика в бок. Мальчик на секунду отвлекся от раздумий, глянул на собак, - те уже во всю лизали ладони его соседа по скамейке, - и замер.
- Ну? Чего молчишь? Видишь, какой у меня друг, можно даже сказать дружище! – бездомный радовался, как ребенок, когда теребил за ухом своего пса и подставлял другую ладонь по шершавый язык его подруги.
Мальчик же широко раскрытыми глазами наблюдал за происходящим. Он уже не поджимал ноги и не ежился. Конечно, ему тоже хотелось поиграть с собаками (а он очень любил собак), но пока он не решался даже вытянуть руку.
- Ты мог бы их погладить, ты ведь не боишься, правда?
- Я попробую, - мальчик протянул руку, и большой пес тут же обратил на нее внимание, - он подошел поближе, тщательно обнюхал ее и, наконец, лизнул теплым шершавым языком. И настолько неописуемым в этот момент было выражение лица мальчишки, что бездомный не сдержался и громко рассмеялся, привлекая к себе недоуменные взгляды прохожих.
- А ты артист! Прямо Юрий Куклачев! Видел бы сейчас свое лицо!
Мальчик слегка смутился – его опять выдали глаза (иногда они бывают чересчур выразительны, эти детские глаза).
- Ты уж нос не вешай, маленький пассажир, - мальчик смутился еще больше,- ты ведь любишь собак? Так чего ж тут стесняться?
- Вы смеетесь надо мной.
- Не страшно, - бродяга порылся в нагрудном кармане своего балахона и, спустя несколько секунд, выудил оттуда что-то завернутое в целлофан, - страшно, когда злые люди смеются, а когда не со зла – это даже хорошо.
С этими словами он аккуратно, чтобы не порвать, развернул прозрачную пленку, под которой обнаружились две великолепные котлеты, покрытые коричневой корочкой.
- Такой вот у нас ужин, - собаки не спешили, как будто соблюдали правила хорошего тона. Несмотря на свой не совсем сытый вид, они действительно не спешили и справились с котлетами не так быстро, как ожидал этого мальчишка.
- Да, Фома, раз уж привел подругу, значит теперь ты за нее в ответе – делись хлебом насущным и будь ей надежной опорой, - бездомный отряхнул крохи с ладоней и сделал жест, которого мальчик никак не мог ожидать – он рисовал в воздухе крестный знак, - во имя Отца, и Сына, я Святого Духа. Аминь.
- Вы верите в бога? – непонятно почему, но в сознании мальчика образ бездомного, этого человека, вроде бы как свободного от какой--либо морали, никак не вязался с выражением «верить в бога», он скорее воспринял бы своего учителя математики старого Игоря Петровича, проповедующего существование деда мороза и его внучки снегурочки. Отсюда возник и вопрос.
- Я? Можно и так сказать. Нельзя отрицать очевидное, так ведь? – бездомный вдруг стал серьезным и строгим, как Доктор Остроумов из рекламы зубной пасты, который, вот также строго глядя в экран, спрашивал глупую толстуху, чистила ли она зубы перед сном.
- Наверное. Я очень редко думаю об этом.
- О боге?
- Ну, да.
- Зато бог думает о тебе. Ты уж мне поверь, - бродяга положил руку на голову еще жующему псу и мечтательно поглядел ввысь, примерно туда, где горели тусклые лампы фонарей, - и еще он знает о тебе все.
- Все? – мальчик снова поджал ноги. Подобное утверждение его пугало, как, собственно, и многое другое за последние три часа.
- Все и даже больше. Например, он знает, почему ты не пошел сегодня в библиотеку, - краем глаза бездомный заметил, что мальчик сильно задрожал, - ты меня слушаешь, маленький пассажир?
- Я.. я ничего не сделал… я… хотел…хотел, чтобы…
Отпусти меня…
Мальчик закрыл лицо руками, и плечи его затряслись от беззвучных рыданий.
- Я знаю. И он тоже знает. Так что тебе незачем плакать, - бездомный попытался похлопать трясущееся детское плечо, но мальчик отстранил его руку.
- Нет! Не трогай меня! Не трогай! – голос его совсем не был похож на голос ребенка. Охрипший от плача, он больше напоминал карканье вороны.
- Тише-тише. Я не стану тебя трогать, только прекрати. Видишь, даже собаки за тебя волнуются, - большой пес лег на живот, а затем смешно перекатился на бок. Может быть, в другой день, но сейчас это ничуть не рассмешило мальчика.
- Он тоже меня трогал!
- Он тоже не хотел причинить тебе боль, ты должен понять это, - бездомный сделал едва заметный жест рукой, и собака, перестав паясничать, тихо улеглась у его ног, в то время как вторая отошла к противоположной скамейке.
- Он тоже! Этот человек меня трогал! Что с ним теперь? – маленьким кулачком мальчик старался вытереть слезы, но получалось только размазывать.
- Теперь он с богом, маленький пассажир. Теперь его место там, откуда мы пришли и куда мы уйдем рано или поздно. Теперь он часть бога, его дитя. Понимаешь?
- Он умер? Я так и знал! Его нет! Почему это именно со мной!? - новый приступ рыданий.
- Не нужно так говорить. Просто теперь он не с тобой, а немного в другом месте. Но если ты думаешь, что там также плохо, как здесь и сейчас, то ты ошибаешься, - сейчас там лето.
- Почему это со мной? Я же… я не хотел, чтобы так было!
- Успокойся, малыш. Мы не можем выбирать того, что с нами произойдет, и бог, кстати, тоже не может. Многие думают, что он может все, но это не так.
- Я не хочу… я не могу забыть… я… я не хочу!
- Ты можешь сделать все, что задумал. Можешь, если не боишься. Между прочим, твоя мама, наверное, волнуется. Знаешь как ей теперь?
- Я так не могу. Что я ей скажу? Я не могу! – мальчик облизал соленые от слез губы.
- Скажи ей все как есть. Расскажи все, что сможешь вспомнить, - бездомный неожиданно с несвойственной для человека его возраста прытью вскочил со скамейки и оказался прямо напротив мальчика
- Расскажи ей о нашей встрече, расскажи о моих друзьях. Расскажи ей о том, что сможешь вспомнить, - глаза их встретились, и мальчик на секунду застыл, погрузившись в темные зрачки бездомного.
- Ты расскажешь? Правда? – бездомный продолжал смотреть и мальчик не выдержал – его голова стала опускаться, словно он увидел что-то на земле; руки безвольно опустились на колени.
- Да, - прошептал мальчик, почти засыпая.
- Я позабочусь о тебе, - бездомный взял на руки спящего ребенка и зашагал по направлению к стоянке такси. Рядом с ним шагал большой пес и его подруга, которая несла в зубах книги…

-9-

Совершенно не хотелось курить, и Вальтер понял это только сейчас, когда немного успокоился и сосредоточил свои мысли внутри себя самого. Прошло уже немало времени с того момента, как он проснулся, а никотиновый голод почему-то не давал о себе знать. Вальтер чувствовал себя так, как будто никогда в жизни не притрагивался к сигарете. Это и пугало, и радовало одновременно.
«Боже, какой бред, - подумалось ненароком, хотя он и не верил в бога, - боже, какой…»
Не успел он закончить мысль, как вся станция неожиданно ухнула в кромешную тьму.
И без того тяжелая тишина бетонными плитами навалилась со всех сторон и сильно давила на грудь. Вальтер так и остался стоять с широко открытыми глазами. Не в силах шелохнуться, он замер как восковая фигура из музея мадам Тюссо. Это было похоже на внезапное погружение в холодную воду, когда твое сердце на долю секунды перестает биться, испытывая настоящий шок. Именно так чувствовал себя Вальтер.
- Уважаемые пассажиры! Не заходите за ограничительную линию у края платформы, - зловещий перелив голоса, прозвучавший в темноте, разорвал тишину, словно осколочная граната и тут же затих.
Оставшись наедине с пугающим безмолвием, Вальтер по-прежнему не шевелился. как ни старался, он не мог услышать стука своего сердца, как это было раньше, когда волнение или страх становились невыносимыми. С годами количество таких инцидентов увеличивалось, и в лучшем случае его уши неизменно наполнялись привычным и хорошо знакомым ритмом.
Раньше.
Ему был тридцать один год, когда упаковка «валидола» перебралась на постоянное место жительства во внутренний карман его пиджака (который, кстати, он носил и до сих пор).
Боли нет.
Свет зажегся так же внезапно, как и погас. Боли не было и в помине.
«Что со мной?», - Вальтер обернулся к стеклянным дверям с надписью «Выход» - люди исчезли. Боли не было.
«Боже, что со мной?» - свет выключился на мгновение и снова вспыхнул.
Мир за стеклянными дверями больше не жил своей жизнью. Он был совершенно пуст, как и мир по другую сторону дверей, в котором сейчас находился Вальтер. От всех загадок, похоже, не имевших правильного ответа и необъяснимых явлений, - тех, что происходили ранее и тех, что произошли в последние несколько минут, - хотелось кричать.
И Вальтер закричал. Он кричал долго и пронзительно, кричал громко, как только мог, кричал от переполнявшего его бессилия и чувства собственной беспомощности перед лицом неизвестности и страха, которые подстерегали его, куда бы он ни шел. Его крик ударялся о стены и потолок, дребезжал в огромных лампах, путался в проводах и отражался от рельсов. Причудливое эхо разносило его в самые далекие уголки станции, заставляя их вибрировать вместе с голосовыми связками Вальтера. Наверное, он мог бы кричать еще очень долго, и вероятнее всего, он сделал бы это, если бы снова не погас свет. На этот раз Вальтер медленно побрел вперед, осторожно ступая по гладкому мрамору пола, в ту сторону, где, по его мнению, должна была находиться лестница, ведущая на платформу. Он сделал не более десяти шагов, и на станции появился свет. Каково же было удивление Вальтера, когда он обнаружил себя стоящим ровно на середине платформы, как раз на том месте, где он сегодня вышел из вагона!
Десять шагов…
«Но как такое возможно?» - Вальтер повернулся к вагону и не поверил своим глазам – вагон, огромный вагон электропоезда или еще хуже – целая электричка (он мог вспомнить, был ли вагон один или их было много) пропали без единого следа!
«Нет… только не это…» - в изнеможении он опустился на скамейку и обхватил голову руками.
Теперь все было кончено, и Вальтер это понимал. Все пути к отступлению были отрезаны, поезд исчез, исчезли даже люди, что само по себе выходило за рамки чьего--либо понимания; наконец, его дурацкий наряд родом из далекого лета… Ему уже не верилось, что всему этому есть какое-то объяснение, основанное на здравом смысле. Его мысли больше не хотели быть мыслями; теперь они стали кучей бессмысленных образов вперемешку с обрывками фраз и, словно стая беспечных мотыльков, парили в голове. Конечно, нужно было собраться, тщательно взвесить и проанализировать сложившуюся ситуацию, но Вальтер не мог. И если раньше он слышал о данном состоянии человека исключительно из чужих уст, то сейчас он испытывал его на себе и был уверен на сто процентов, что это и есть тот самый полный ступор сознания…
Шаги.
Поначалу еле слышные, но с каждой секундой все более отчетливые, они раздавались где-то наверху. Шаг за шагом, шаг за шагом – они становились все громче и все меньше походили на очередную иллюзию. Внезапно шаги затихли, и эскалатор, подав некоторые признаки жизни, зашуршал железной чешуей и тронулся вниз, что, собственно, не слишком удивило измученного Вальтера. Он повернул голову в сторону эскалатора - верхом на живой лестнице к нему спускалась фигура человека.

-10-

Старший лейтенант Никулин ежился под проливным дождем, но это не мешало ему вспоминать теплую постель и совершенно горячие соски своей жены Ани, которые он целовал каких-то полчаса назад. Место происшествия, конечно же, было оцеплено, желтые ленты, МЧС, милиция ну, и так далее по протоколу, как любил выражаться подполковник Агеев. Он кстати прибыл сюда немного раньше Дмитрия («видно жена совсем не дает», - подумал еще Никулин) и теперь занимался тем, чем занимался всегда в подобной ситуации – отгонял неизвестно откуда взявшихся в три часа ночи репортеров… По счастливой случайности пострадавших оказалось всего двое: сам хозяин квартиры, а вернее то, что от него осталось, и соседская кошка, которой вздумалось уснуть в эту ночь на том самом коврике у тех самых злосчастных дверей. Жители соседних квартир и нижнего этажа (в нем взрывом выбило все стекла) все как один были без зонтов и выглядели довольно жалко: сонные, особенно дети, одетые во что попало, они сбились кучками под козырьком этого и других подъездов дома номер 17 по улице Олега Кошевого. Кто-то вполголоса расспрашивал не менее сонных милиционеров, за кем-то понемногу подтягивались родственники, чтобы увезти на ночлег к себе.
- Смотли, папа, нас показут в телевизале! - толстенькая девчонка четырех лет явно не понимая что случилось, вовсю таскала за волосы заспанного отца. Его жена торопливо набирала на мобильнике номер и не обращала никакого внимания ни на ребенка, ни на мужа.
- как тебе это нравится? – соски Ани померкли перед глазами, а вместо них появилось худющее лицо Агеева.
- Обычное пьяное говно, товарищ подполковник, что тут может нравиться? - Дмитрий Никулин вставил в рот очередную сигарету и, достав, зажигалку протянул ее сперва Агееву, увидев, что тот делает тоже самое, - бытовуха у меня уже вот где сидит!
- Ну-ну, - подполковник растягивал сигарету тонкими губами.
- Оперативная работа, вот это интерес, - Никулин сплюнул в лужу, которая увеличивалась прямо на глазах.
- Дурак, что ли? Хочешь, как я? В тридцать лет без глаза? - Агеев с силой выдохнул дым и тоже сплюнул, - Кому ты нужен будешь? Ане? Да хрен ты ей нужен будешь!
- Выходит лучше здесь, всякую пьянь курировать? Да на меня уже все отделение косо смотрит!
- Не, ну ты точно дурак, Никулин. Не будь Аня моей дочкой, думаешь, ты бы у меня здесь сидел? Давно бы уже в операх грязью давился! Берегу я тебя, идиота, а ты понимать ничего не хочешь!
- Мне двадцать шесть лет! – Дмитрий хотел что-то добавить, но замолчал, вовремя заметив краем глаза приближающегося участкового Казимира Дражнюка.
- Доложите обстановку, - подполковник Агеев отдал в ответ честь и уставился на Казимира.
- Пострадавший – Коляго Артур Владиславович, мужчина сорока трех лет. Работал в минском метрополитене на должности машиниста электропоезда. Вероятнее всего, скончался на месте. Мы думаем он заснул и забыл выключить газ, как это обычно бывает. Судмедэкспертам еще предстоит установить, был ли у него в крови алкоголь, или он просто заснул от усталости. Откуда взялась искра пока неизвестно. Возможно проводка. Квартира – в хлам, в соседних квартирах выбило двери, ну и стекла, конечно. Вот практически и все, товарищи, - Дражнюк выдержал театральную паузу и, поскольку все остальные молчали, продолжил, - жил он не один. Жена – Анастасия Олеговна в данный момент находится на лечении в первой городской больнице. Дочь – Ольга Артуровна проживает с мужем, уже в курсе. Теперь точно все. А, забыл про кошку. Кошка Дуся…
- Достаточно! – Агеев опять закурил и тут же закашлялся, - Дражнюк, оставайтесь на месте. По окончании работ доложить обстановку лично мне.
- Так точно! – Дражнюк отдал честь и, наступая прямо в лужи, поспешил обратно к месту преступления.
- Товарищ подполковник…, - Никулин смахнул с носа капли дождя. Сразу вспомнились Анины слезы. Она всегда начинала плакать, когда он говорил об оперативной работе.
- Езжай домой, Дима, - и без того сухое лицо Агеева заострилось еще больше, глаза под кустистыми черными бровями стали похожи на бойницы Брестской крепости - это приказ.

-11-

По-прежнему сидя на скамейке, Вальтер абсолютно ни о чем не думал. Боковым зрением видя приближающуюся фигуру, которая уже сошла с эскалатора, он не знал радоваться ему или грустить, кричать, плакать, а может быть вскочить и побежать навстречу? Он просто сидел, обхватив руками голову.
Шаги приближались, но Вальтер не поднимал головы. Через несколько секунд рядом с ним кто-то сел.
- До боли знакомая ситуация, - раздался негромкий с хрипотцой голос. Звук постороннего голоса, человеческого голоса вывел Вальтера из оцепенения и заставил взглянуть на его владельца.
Человек оказался не таким зловещим, как его фигура, стоящая на эскалаторе. Это был довольно пожилой мужчина, с гладко выбритым овальным лицом и седыми кудрями, непослушно сбившимися на голове. Его глаза, голубые, как небо, были совсем не похожи на глаза пожилого человека, несмотря на морщины, они были чрезвычайно пронзительны и ясны и сейчас были устремлены прямиком на Вальтера.
После секундой паузы, ровно столько занял обмен взглядами, Вальтер отвел глаза и произнес:
- Кто вы?
- как бы тебе объяснить, - незнакомец быстрыми движениями почесал подбородок. Вальтеру подумалось, будь у него борода, звук получился бы не из приятных, - я здесь, чтобы помочь тебе, кое-что тебе рассказать, в общем можно сказать, я твой друг.
- Вы работник станции?
Мужчина рассмеялся хриплым смехом и тут же закашлялся.
- Нет, - сказал он, вытирая глаза, - конечно же, нет. Но звучит смешно.
- Не вижу ничего смешного, - Вальтер не понимал, в какое русло идет разговор, и от этого начинал терять терпение, - вы хотя бы собираетесь открыть мне двери, чтобы я мог выйти?
- Сложно сказать, будут ли это двери и что-то еще, но я собираюсь. Да.
- Пойдемте, - Вальтер поднялся со скамейки, а незнакомец совершенно не спешил делать то же самое.
- Не нужно торопиться, времени еще хватает.
- Какого времени? Вы знаете, сколько я здесь торчу? – Вальтер заметно повысил голос, - черт! Я даже не знаю день сейчас или ночь!
Свет на станции снова погас. Нащупав скамейку, Вальтер вынужден был снова опуститься на нее.
- Кому-то не нравятся твои слова, особенно слово «черт», понимаешь?
- Что я должен понимать? Где чертов свет?!
Неожиданно Вальтер услышал топот со стороны тоннеля. Нечто, невидимое во тьме, топало прямо по рельсам! Причем интервалы между производимыми этим существом звуками, были достаточно большими, что позволяло думать о том, что это самое нечто передвигается огромными прыжками.
- Топ! - Секунда..., - Топ! Топ! Топ! Топ!
Вальтер задрожал от страха. Его недавний собеседник молчал и не двигался.
Оно пронеслось по путям, и, практически мгновенно преодолев всю станцию, скрылось в противоположном тоннеле. Холод поднимался к самому затылку и Вальтер благодарил судьбу за то, что все это происходило у него за спиной. Что было бы с ним, если бы он увидел это…
Свет. Он появился на этот раз вовремя и теперь резал глаза, привыкшие к темноте.
- Что это б-было? – Вальтер старался говорить не заикаясь, но получалось плохо.
- Я не знаю.
- А кто знает? Послушайте, мне нужно отсюда выбираться. Вы меня понимаете?
- Я? Я-то понимаю…, - мужчина расстегнул две верхние пуговицы рубашки, - жарковато у вас.
- Мне на работу нужно. Вы знаете, что такое работа? Меня же уволить могут! – с наступлением темноты раздражение куда-то улетучилось. Вальтер был вежлив настолько, насколько это представлялось возможным.
- Послушай теперь меня, Вальтер, - мужчина вздохнул, как будто только что сделал что-то, чего делать совсем не хотел.
- Откуда?
- О чем ты?
- Откуда вы знаете мое имя? Мы знакомы?
- Теперь да.
- Что все это значит? – Вальтер, как мог, боролся с очередным приступом ярости.
- Это значит, что ты кому-то понадобился.
- В смысле?
- Ты нужен нам Вальтер. Ты нужен богу.
- Вы говорите мне о боге? Мне, человеку, который в 89-ом году возглавлял партийную ячейку по пропаганде атеизма? Да я не верю ни в какого бога!
- Ну, с таким же успехом ты можешь не верить в то, что земля круглая. Но ведь это не сделает ее плоской не так ли? – незнакомец прищурил правый глаз и негромко хлопнул в ладоши, изображая блин.
- О чем вы говорите? Бог? Иисус и все чудеса? Воскрешение и всемирный потоп? Вы шутите? Я нормальный человек, который мыслит рационально.
- Все это было, пусть и немного прозаичней, чем это описывает библия, но я не вынуждаю тебя поверить. Я прошу тебя принять это как должное.
- Я не вижу смысла затевать сейчас подобную дискуссию. Мне нужно отсюда выйти. Вот и все, чего я хочу, - каким-то образом Вальтер начинал понимать, что от его собеседника во много зависит дальнейшее развитие ситуации.
- Выход есть. И я расскажу тебе о нем. как только ты примешь бога, - мужчина без особого труда закинул ногу за ногу.
- Ч.. , - Вальтер вовремя осекся, вспомнив о топающем по рельсам существе, - ладно. Но какой в этом смысл? Я могу сказать что угодно, но в любом случае останусь при своем мнении!
- Просто попытайся, мой друг, а я тебе помогу. Ведь для этого и нужны друзья? Кому как не тебе знать это?
- Я знаю… Я всегда был хорошим другом…
- Ты никогда не предавал, не унижал, не лгал, - подхватил незнакомец, - ты практически безгрешен, если не считать пьянства.
- Что ты понимаешь!! – в порыве гнева Вальтер не заметил, как перешел на «ты» - где был твой бог, когда я мучался от этой жизни, почему он не помог мне, когда я в этом нуждался?
- Бог не обязан никому помогать, да и признаться честно, он не так уж и всемогущ, как ты думаешь. Особенно в последнее время.
- Ну и кому он нужен этот твой бог? – Вальтера вновь посетил приступ де жа вю. Он видел себя на партсобрании, стоящим на трибуне под плакатом с надписью «Бога нет!». – Где он? Я еще раз спрашиваю: где? Он вообще кому-нибудь помог в этой жизни?
- Бог не помогает. Он дает силы для того, чтобы ты мог сразиться со своими страхами, слабостями и пороками. Во всей вселенной нет таких стихий, которые могут сделать бедных богатыми, а несчастных счастливыми, кроме их самих! Понимаешь? Бог лишь дает силы! Силы, чтобы делать добро, силы, чтобы стать к нему ближе, чтобы потом быть с ним, быть им!
- Быть им? Что это означает? – Вальтер потер уставшие глаза. – Быть богом?
- Именно! Бог – это и есть мы, а мы – это и есть бог! – незнакомец явно был рад тому, что Вальтер, сам того не замечая, втянулся в беседу.
- Что за бред? То есть вы хотите сказать, что я и есть бог? – Вальтер снова перешел на «вы» и снова сделал это бессознательно.
- Ты и не только. Все мы, все, кто попадает сюда, становятся частью бога. Или дьявола. Теперь ты понимаешь?
- как-то не очень. Все что, вы говорите, вызывает у меня еще больше вопросов, - Вальтер собрался с мыслями и выдавил, - мне нужно нечто неоспоримое, как дважды два четыре, мне нужны аксиомы, иначе я ничего не смогу понять…
- У, какой ты…, - незнакомец помолчал, потирая подбородок, а затем продолжил, - ладно я попытаюсь. Ты можешь представить себе, что наша душа существует? Вижу, нет. Но она действительно есть. Нет, это не призрак, каким его показывают в фильмах и на картинках, это скорее некая энергетическая субстанция, если тебе так понятней. Тот самый двадцать один грамм чистой энергии, происхождение которой неизвестно никому. И как ты думаешь, куда уходит наша душа после смерти? Рай? Ад? Таких мест попросту нет и это правда. Умирая, мы становимся частью бога. Или дьявола. Хотя я, по-моему, уже это говорил или нет? Да, не важно. Я не боюсь повторяться… Бог или дьявол – и то и другое зародилось давным-давно, и было слабо изначально, как и все, что только-только рождается на свет. Я понятно говорю?
- Насколько это возможно с моей стороны, - Вальтер говорил правду. Это происходило не потому, что он не пытался понять, просто ему слишком сложно давалось смотреть на мир иначе, не через призму своего рационального восприятия.
- Тогда я продолжу, хотя добавить практически нечего… В итоге мы имеем следующую картину: все и вся ломают голову над тем, почему бог не сделает так, чтобы все жили счастливо и какой должна быть загробная жизнь в раю или аду, даже не подозревая о том, что они уже являются частью самого бога -либо же частью самого дьявола…
- То есть, говоря научным языком, бог состоит из мельчайших частиц, как ткани человеческого тела состоят из клеток, и этими частицами являются души? – в принципе Вальтер не нуждался в утвердительном ответе на свой вопрос; пускай и с опозданием, но понимание все-таки пришло.
- В точку! Вернее, в яблочко, как принято говорить сейчас! – незнакомец улыбнулся, показав белые, совсем не старческие зубы.
- Но если я понадобился богу, и если я сейчас – это часть его, значит ... - внезапно Вальтеру расхотелось продолжать логическую цепочку, потому как ее окончание, которое виделось уже совсем рядом, испугало его до такой степени, что язык сделался ватным, а в горле повис тяжелый ком.
- Да.
- Что да? Вы знаете, о чем я подумал?
- Ты сам все прекрасно понял, Вальтер, - мужчина взглянул на него, и Вальтеру на какое-то мгновение почудилось в его глазах некое чувство вины, - или мне сказать это вслух?
- как давно я умер? – тяжело дались эти слова, но он все же вырвал их из себя.
- Сорок дней, - теперь незнакомец опустил голову, а Вальтер замер с раскрытым ртом. Сложно сказать, какие эмоции одолевали его в этот момент; было тяжело и в тоже время ни с чем не сравнимо, ведь подобное происходит раз в жизни, - я знаю, тебе казалось, что сорок минут. Поверь, я знаю. Ты ведь ничего не помнишь. Так?
- Так, - Вальтер закрыл глаза, - что это за место?
- Ты можешь называть это Чистилищем, если хочешь. Уже скоро, очень скоро ты отправишься к богу. Или дьяволу. Даже и не спрашивай, я не знаю, кто это решает, - незнакомец заметно нервничал, - Ну вот. Вроде бы рассказал. Знаешь, как трудно? Всегда, как в первый раз…
- Не знаю. Я хочу знать, как это произошло…
- Смотри.
Вальтер открыл глаза и увидел все.
Он увидел себя, как бы странно это ни звучало. Он словно парил над станцией метро, следуя за самим собой. Был час пик. На станции Октябрьской шумело и переливалось всеми цветами радуги пестрое море народа. Он был пьян, и Вальтер понял это сразу. Что он делал там, почему стоял, словно ожидая поезда, в то время, как ему следовало переходить на Купаловскую и ехать домой? Вальтер увидел маленького мальчика в бейсболке «Анахейм дакс» и синих джинсах, стоявшего в нескольких метрах от него самого. Мальчик держал в руках книги. Все было видно настолько четко, что Вальтер смог разобрать даже название одной из них: «Айвенго». Вальтер Скот. Совпадение? Задуматься не было времени, потому что одной ногой мальчик стоял за белой линией. Опасность!
- Уважаемые пассажиры! Не заходите за ограничительную линию у края платформы…
Безликим фантомом Вальтер летел за самим собой, он буквально дышал сам себе в затылок, когда рука его еще живого и невредимого легла мальчику на плечо.
- Мальчишка, иди сюда, мне нужно поговорить с тобой, - язык Вальтера явно заплетался.
- Пусти меня! – мальчик пока не кричал, но, похоже, собирался это сделать в ближайшее время. – Пусти!
- Ты не слышал, что тебе говорят? Какого черта ты здесь стоишь? – пьяный мужчина и мальчик оба стояли за белой линией.
Далее все происходило, как в страшном сне – Вальтер видел каждую мелочь до последней детали, однако изменить ничего не мог. Он просто парил над всем этим безумием.
Он видел прыщавую блондинку в куртке из крокодиловой кожи, которая несла в руках совершенно нелепый букет цветов. Вот неожиданно для себя она попадает каблуком в трещинку мраморного пола, и букет оказывается на полу. Людской поток ведет себя адекватно и в следующую секунду по белым лилиям проходят десятки ног. Блондинка падает на одно колено, стараясь спасти остатки мишуры и того, что недавно было цветами, Вальтер видит, что она плачет. Поток обтекает препятствие, как река обтекает внезапно упавший в нее камень, но Вальтер понимает, что это не может продолжаться вечно. Женщина средних лет в больших, комично смотрящихся на ее лице очках, спотыкается о правую ногу блондинки и толкает толстяка с кучерявой бородой и сегодняшней газетой, которую тот сжимает в руках. Толстяк подается вперед, еще чуть-чуть и он толкнет пьяного мужчину или мальчика. Вальтер, который парит над головами людей, не выдерживает и кричит за мгновение до того, как толстяк толкает другого Вальтера, того, что находится на платформе; его рука соскальзывает с плеча мальчика, и он падает лицом вниз прямиком на рельсы. Протяжный гудок электропоезда разрывает воздух и заглушает крик мальчика и крик Вальтера. Дежурные милиционеры видят все происходящее, но почему-то стоят на месте, словно приклеившись к полу. Мальчик по-прежнему кричит, к нему присоединяет хор из нестройных, в основном женских, голосов, когда электропоезд наезжает на тело…
Вальтер кричит, кричит снова и снова, кричит, зажмурив глаза…
- Открой глаза! Открой их немедленно! – голос незнакомца доносится как будто из глубины водоема, - Открой!
С трудом, но глаза его слушаются. Один, затем другой они поддаются, и яркий свет заставляет зрачки расшириться.
- Ты заглянул слишком далеко, - незнакомец держит его голову руками, Вальтер медленно приходит в себя…
- Господи боже… - Вальтер неловким движением убрал руки со своей головы, - он меня раздавил… Он раздавил меня!
- Не совсем так. Не совсем. Если тебе интересно, ты умер мгновенно, ударившись головой о рельс. А поезд… Поезд проехал над тобой. Правда, его машинист…
- Что с мальчиком? Он в порядке? – Вальтер приложил ладонь ко лбу и во второй раз отметил, что тот был очень холодным. По крайней мере, сейчас он понимал почему.
- С ним все хорошо. Я позаботился о нем, - незнакомец поднялся со скамейки, - теперь, когда ты все знаешь, я вынужден покинуть тебя, но я уверен, друг мой, мы еще встретимся…
- И что же мне теперь делать? Куда я попаду?
- Ждать, только ждать. Честно, я не знаю, что будет дальше. Все, что угодно. Может, за тобой придет поезд, может что-то еще… Не знаю. Ты должен только ждать.
- Я понял. Я все понял. Прости, что так вышло, - в глазах Вальтера блестели слезы.
- Ничего-ничего. Ты нужен нам. Ты нужен богу. А мне пора, совсем скоро мне нужно будет навестить Артура…
- Какого Артура? – Вальтер обернулся к незнакомцу, но того уже не было рядом с ним. Он был один, как, впрочем, и всегда.
Вальтер сидел на скамейке, на станции, до боли похожей на Октябрьскую, и ждал. Ждал, не зная чего. Незнакомец что-то говорил о поезде. Вальтер пристально вгляделся в темноту тоннеля в надежде увидеть заветный треугольник огоньков. Поезд… А может?
Вальтер зевнул. Поезда по-прежнему не было. Опять зевок. Сильно клонило на сон.
Поезд… А может?
Вальтер уронил голову. Возможно, его ждало очередное пробуждение.