Очень хотелось бы услышать критику.

Сказки бывают добрые и... не очень.
Но почему-то нас только и делают, что приучают к добрым. О том, что бывают иные, мы просто не подозреваем. А жаль...

Нас в палате трое. Каждый из нас попал сюда благодаря какому-то обстоятельству, бессовестно подкинутому судьбой. Помню, когда я был маленький, по радио была передача. Такой своеобразный фильм, только без картинок. Главный герой то и дело пытался всех убедить в том, что судьба каждого была предрешена ещё до рождения, и не было смысла сопротивляться. Но все почему-то пытались его переубедить. Я был маленький, я не понимал. Теперь я вижу, что это просто надежда, которая заложена в человеке для того, чтобы он хоть чуть-чуть протянул на этой планете. Да и не планета это. Испытательный полигон. И так или иначе нам суждено показаться на глаза учителю, который создал эту адскую машину и жаждет благодарности.
К счастью, мне не суждено взглянуть тебе в глаза. Я слепой. Говорят, я таким родился. Родителей не знаю и, к счастью, они не знают меня. Никому не пожелал бы такого сына. Здесь нет причин для грусти. Это здравая критика. Верите или нет – она мне помогает.

Сегодня утром больной из двадцать четвёртой палаты спросил меня:
- А как ты узнаёшь о том, что проснулся? Ведь во сне темно и мир для тебя наполнен темнотой.
Я не знал, что ответить. Но это заставило задуматься.

Мой день не так разнообразен событиями. Я много лежу. Моя кровать стоит у окна, но я всё равно не могу ничего увидеть. Тогда я прошу соседа по палате подойти и рассказать, что видит он. Но он начинает рассказывать небылицы и просто глупости. Он психически болен. Я знал это, как только попал в эту палату, но каждый день не смотря ни на что, снова и снова прошу его рассказать о том, что же за этим окном.
И всё-таки это интересно. Порой его рассказы принимают причудливые формы.
Он любит, когда я смеюсь. Если я молчу, в то время как он рассказывает, он начинает кричать. И приходит медсестра, чтобы вколоть ему очередную дозу успокоительного. И каждый раз она просит меня смеяться. А это сложно.

У нас нет имён. Есть номера и карточки у постели.

Перед обедом одна медсестра выводит меня на прогулку. Она очень добра ко мне. Окружающие говорят, что она любит меня. А я не совсем понимаю, что это значит. К тому же, человеческие слова не подходят больным людям. У нас есть свои словари.

Я говорил, что нас в палате трое. Третий лежит в коме уже третий месяц. Врачи не могут определить, что с ним произошло, но таков факт.
По вечерам тот, что любит смех, начинает вырезать картинки из журналов и складывать из них картины. Я никогда их не видел и, скорее всего, не увижу. Врачи говорят, что это глупости, но мне кажется, что это просто нечто большее.
В такие часы я сажусь рядом с человеком в коме и могу что-нибудь рассказать. Иногда мы просто молчим, и мне кажется, будто он меня понимает. Больше всего мне хотелось бы услышать его голос. И поговорить с ним.
                                                                ***
Голуби... Ведь это так красиво. Они такие светлые и непорочные.
Были времена, когда они служили почтальонами. Многие знают красивые истории прошлого, связанные с письмами, которые они переносили. Но немногим известно, что существовали люди, дрессировавшие ястребов для перехвата писем.
Порой, в небе можно было наблюдать жестокие схватки...