Седина в бороду ему все-таки ударила. А уж бес расстарался. Хрупкое, ломанное в молодости ребро мгновенно отреагировало на бесовские происки и поддалось – муж влюбился. Появление в их совместной жизни нового человека – молодой любовницы – Ирина пропустила. И это притом, что в узком кругу подруг считалась самой проницательной, самой премудрой. Она не ленилась учить непутевую Наташку солить огурцы, чтобы они были похожи на бочковые и щипали язык. Она уговаривала грубиянку Ольку быть мягче и терпимей, не ругаться матом, не давать подзатыльники детям, не надоедать мужу с упреками (частенько, впрочем, вполне справедливыми). Это именно она однажды сквозь затонированные стекла «девятки» Катерининого мужа рассмотрела белокурую девицу в ярком платье. И несмотря на то, что на поверку этой девицей оказалась Катькина старшая дочь, принаряженная к выпускному самой же Катькой, Ирина все же провела с подругой разъяснительную работу по поводу возможных мужниных пассажирок без родственных связей.
Себя Ирина считала простой бабой, которой в жизни повезло. А что, разве нет? Образование получила хорошее, работу нашла хорошую, мужа Бог дал хорошего, детей хороших… И вообще, все у нее хо-ро-шо!
…Лет десять назад завелся у нее любовник. Именно завелся, как вошь. Избавиться от него оказалось гораздо труднее, чем завести. Получилось-то все случайно: ехали рядом в автобусе, автобус сломался, долго ждали на обочине, пока молоденький водитель устранит поломку, разговорились… Он был старше мужа, выше мужа и, как тогда Ирине казалось, умнее его: много слушал, мало говорил. Она хохотала, запрокидывая голову, блестела глазами, поворачивалась к нему в профиль (Наташка сказала, что в профиль она выглядит загадочно). Тронулись в путь уже поздно вечером. Проведенные три часа в разговоре, сумерки, теплый салон и авантюрно-цитрусовый аромат его одеколона сделали свое дело… Зарывшись лицом в его шелковое кашне, она вдруг стала мечтать о долгом и красивом романе, который плавно и бережно вольется в ее жизнь, сделает ее острее, ярче… Встретиться во второй раз Ирина предложила сама. Он не настаивал, но и не отказывался.
Второй раз вполне мог бы стать последним. По крайней мере, вернувшись домой, Ирина так для себя решила. Случайный попутчик оказался обычным женатым мужиком, который и не думал о красивом романе, а думал только о себе – стареющем и непонятым женой-грымзой. Родители назвали ее Зоей, а он называл ее Змеей Особого Яда. У них было двое детей-оболтусов: дочь – начинающая стерва и сын – начинающий неудачник. А еще была теща – престарелая вешалка, тесть – старый пьяница и собака, страдающая «недержанием в домашние тапочки». У него был нелюбимый дом, разваливающийся от старости и запущенности, ненавистная работа, где его опять-таки не понимали и не ценили. Да и звали его дурацким именем Эдуард (это Ирина выяснила только на финише второй встречи). Он курил «Донской табак» из экономии. Из этих же соображений пил водку «Казачий хутор», каждый день, за ужином, для аппетита…
Когда мечты о волнительном романе растворились, Ирина перестала отвечать на звонки. Но этот самый Эдуард не желал так быстро терять свободные уши: у него в запасе было еще очень много историй из его собственной неудачной жизни. Отчаявшись звонить, он присылал сообщения, в которых вкратце излагал перипетии своего семейного бытия, называл ее «Ирышкой», «лубимой Зайкой», «нежным катеночком», приглашал на «фстречу», писал, что «скучяет, цылует, жыть не может» и т.д. Ирина – пусть и технарь по образованию – даже предположить себе не могла, что люди могут допускать такие грамматические ошибки. Это было последней каплей – она сменила номер телефона и категорически запретила всем знакомым его разглашать.
Все это время муж был рядом. А где ему было еще быть? Она варила борщи (он любил ее борщ) и натирала воротники рубашек (он был приучен менять рубашки ежедневно), собирала по квартире разбросанные вещи (у него сильно болела спина, и к концу дня ему было трудно даже нагнуться), проверяла у сына математику (задания по русскому языку проверял всегда муж), привычно «ныряла» в книжный шкаф за деньгами (он всегда оставлял деньги именно там – в толстенной книге «Приваловские миллионы»). Роман недельной продолжительности никак не отразился на их совместной жизни. Так, по крайней мере, Ирине казалось. Ну быть может чуть внимательней она присматривалась к его рукам (у любовника они были ухоженней), может чуть скорее старалась уснуть или притвориться спящей, может чуть дольше сама задерживалась у зеркала, втягивая живот и маскируя морщинки. Но ведь он ничего этого не замечал, не так ли?
После романа жизнь вошла в свое русло. Наташка с Олькой опять по выходным восседали на ее кухне, жаловались на мужей. Вместе они отметили шампанским рождение третьего ребенка Катерины, наперебой кричали ей в телефонную трубку, что она отчаянная дурочка, решившая родить в 43 года, плакали и желали счастья ее долгожданному и уже нежданному сыну Богданчику (мог ли ошалевший от счастья Катеринин муж назвать единственного сына иначе, нежели Богдан – Богом данный). Наревелась Ирина тогда всласть. Обостренный выпитым шампанским разум вдруг ни с того ни с сего выдал шокирующую информацию о том, что ее муж… влюбился. Так бывает – обрывки слов, взглядов, жестов вдруг складываются во вполне реальную картину – правдивую до тошноты. Он влюбился! Давным-давно! А она все пропустила! Кто эта женщина?
Размазывая по щекам слезы и помаду, Ирина рыдала навзрыд. Рядом скулила Наташка, так и не научившаяся солить эти чертовы огурцы, которые так нравились ее мужу. У окна басом голосила Олька, ругая все мужское сословие самыми последними словами (а знала она этих последних слов очень много). Картинка выглядела странно: позвонили счастливой подруге, родившей сына, и стали реветь, как дуры. Каждая о своем.
Он пришел именно в эту минуту, когда три подвыпившие бабы в разных углах кухни выводили свои слезные песни. Испугался, подумав – что-то случилось. Увидев его испуганные глаза, Ирина все поняла. Она никогда и ни за что ничего ему не скажет. И пусть та молодая поборется с ней – сильной, умной, умеющей все-все читать по его глазам. Она утрет слезы, накрасит глаза, распрямит плечи. Выбросит на помойку свою старую черную сумку, возьмет деньги в книжке «Приваловские миллионы» и купит новую –красную с большой блестящей пряжкой. Она наварит ему борща и сядет рядом, чтобы смотреть, как он ест. Она угостит Наташкиного мужа своими огурцами и отпросит ее на целый день, чтобы сходить с ней в парикмахерскую и в магазин – постричься и купить новых рубашек. Она обязательно поедет забирать из роддома Катерину с Богданчиком, чтобы взглянуть в счастливые глаза их безумного папаши и навсегда запомнить, как оно выглядит – Счастье. И еще сегодня ночью она ни за что не уснет раньше, чем успеет сказать мужу о том, как она любит его.
…Снег падал медленно, как в кино. Окна второго этажа выходили на старый парк, уснувший до весны. Четыре темные фигурки маячили внизу. Из мобильного телефона зазвучала старая песня Вячеслава Добрынина, в окошечке высветилось имя «Катерина». Она подошла к окну. Увидев ее, фигурки за окном стали прыгать и махать руками. Она узнала всех. Вот Наташка непутевая – опять без шапки, форсит… Олька в своем репертуаре – джинсы, красная куртка, плакат какой-то в руках. Степенная Катерина – многодетная мамзель… Муж… Стоит, задрав голову, пальто нараспашку, шапка на затылок съехала…. Выхватывая друг у друга телефон, девчонки кричали в трубку, как ненормальные: «Ирка! Мы тебя поздравляем! Ты у нас ого-го! Отчаянная дурочка!». Победив в схватке за телефон, муж спросил: «Ириш! как дочь назовем? Давай назовем ее Ириной. Пусть будет как ты…».