Странные люди

Был жаркий летний день. Хотя, жаркий – это не то слово! Солнце било как с неба, на котором не было ни облачка, способного прикрыть этот нещадный факел, так и с земли. Жар исходил отовсюду: от асфальта, от домов, заборов, казалось, даже от растений. Торговцы в магазинах наглухо закрылись в кондиционированных помещениях, злобно шипя, если дверь помещения открывалась больше, чем на пять секунд. В такую жару не было видно ни одного прохожего. Лишь редкий автомобиль оглашал улицу урчанием мотора. Хотя нет, постойте.
Двое лениво брели по тротуару. Он и она. Они шли и о чем-то перешучивались – так, обычный бред молодежи. Подшучивали друг над другом, над погодой, над жизнью. Обоим бы по душе сейчас была какая-нибудь размеренная беседа о чем-нибудь кажущемся умным, но по такой погоде ничего умного в голову не лезет. Он иногда подшучивал над ней, она отшучивалась, или же обижалась, и тогда он принимался ее успокаивать, в такой же шутливой форме, бодрыми фразами, слегка неуверенно – ну не мог он иначе.
И вот, во время одной из многочисленных неудачных шуток она ему сказала:
- Пристрелила бы тебя сейчас.
- Ну, давай! – ответил он шутливо и как-то необычно бодро.
- Ну да, как же – мне же потом перед законом, перед родителями твоими, в конце-концов отвечать!
- А если бы тебе не пришлось перед ними отвечать, пристрелила бы?
- Еще бы! – весело сказала она.
- А у меня идейка появилась! Пойдем-ка.
***
В тени террасы, которая давала некоторое облегчение, он что-то лихорадочно строчил на листке бумаги, аккуратно вырванном из тетрадки, и улыбался своим мыслям. Она не знала, что сейчас творится у него в голове, что пишется сейчас на этом листке бумаги, но на всякий случай улыбалась в такт его улыбки. Она лишь знала, что это что-то необычное, чем постоянно удивлял ее он.
***
- Читай!
- Что это? Похоже на какой-то документ, - скептически заметила она.
- Ты читай, можешь даже вслух – хочу это услышать.
- "Заявление" - тут она засмеялась
- Нет, ты читай – документ довольно серьезный, - его лицо было настолько серьезным, что она перестала смеяться, и принялась читать дальше.
- "Я, такой-то – такой-то, находясь в трезвом уме и добром здравии…"
- Немного похоже на завещание, но это так - скорее наследие американских второсортных фильмов. Извини, ты продолжай, не буду тебя больше перебивать.
- А? Ага… "…трезвом уме и добром здравии, заявляю, что даю право на лишение меня жизни путем выстрела из пистолета любой марки, любого калибра, гражданке государства N, по документам значащуюся как ХХХ".
Тут голос ее заметно задрожал, и она спросила.
- Это что же?
- Ты дальше читай, поймешь. А не поймешь – все вопросы потом. Давай.
- "Я не являюсь смертельно больным, просьба не считать это эвтаназией. Также просьба не считать это убийством, а также не считать это способом самоубийства. Это не следует считать несчастным случаем (если у кого появятся такие мысли), прошу считать это просто случаем, который я выбрал по своей воле, при трезвых и ясных размышлениях. Требую не предъявлять каких бы то ни было обвинений в адрес вышеуказанного лица, как со стороны судебных органов, так и со стороны любых моих родственников, равно как друзей, знакомых и прочих представителей общественности". Дата. Подпись. Так, а теперь объясни мне, что все это значит?
- Ты хотела меня пристрелить, то есть, лишить меня жизни при помощи огнестрельного оружия. Я разрешил пользоваться тебе лишь пистолетом, я не сильно тебя ограничил этим? Просто ничего другого не могу тебе сейчас предложить.
- Ты что, издеваешься? Это же была просто шутка, ты понимаешь?
- Впредь шути осторожнее. Я ведь тебя и переспросил. А ты, можно сказать, дала слово. И я, со своей стороны, убрал все препятствия. Ведь так?
- Все, конечно, так, но ты ведь не думаешь, что я это сделаю?
- Сделаешь, ты ведь дала мне слово. Еще, ты меня любишь, и не откажешь мне в просьбе.
- Это и есть твоя просьба?
- Да, можно сказать, даже требование…
- Да…
- Вот он, держи.
- Ты что, носишь его с собой?
- Нет, только сегодня. День сегодня особенный, - грустная улыбка на миг опалила его лицо, тут же исчезнув, оставив маску равнодушия.
- Ты не передумал? – в ее вопросе еще теплилась надежда.
- Нет, - его ответ оборвал тонкую нить ее надежды, набросил на ее лицо маску печали и безысходности.
***
Первый выстрел спугнул стайку птиц, устроившихся на ветке вблизи террасы. Второй – людей, сбежавшихся на первый. На столе между двух тел лежал листок бумаги, исписанный аккуратным, размеренным почерком, с короткой припиской, сделанной, по-видимому, женской торопливой рукой.
Они любили друг друга. Они были странными людьми.

Метан

- Где я?
Он сидел на кровати, свесив ноги, шаря ногами по полу в поисках обуви и потирая ноющую и непослушную голову. Маленькая замусоренная комната утопала в полумраке тяжелых штор, не пускавших большую часть солнечного дня. Хотя бы это было хорошо. Мысли никак не хотели распутываться из клубка, я тяжело было даже ухватиться за конец нити.
«Где это я? Почему я тут? Почему голый? Черт, а это кто?»
Рядом на кровати лежала нагая девица, достаточно приятной наружности и телосложения, все это несмотря на то, что волосы ее растрепались в полном беспорядке, а на лице явственно отражались события прошедшего дня (или вечера, или того и другого). На полу мирно лежали в полном беспорядке пустые бутылки.
«Опять вчера нажрались? Но чтоб так.… А ее где подцепил? А она хорошая! И все же, где я? Может ее разбудить, спросить?»
- Эээ, вставай! Вставай, говорю!
Ответом – мычание и поворот на бок (или полбока).
- Вставай! – несильный тычок с трудом выводит ее из небытия.
- Что? Че за…?
- Ты кто? И где это я?
- Что? Я Оксана. Черт… А ты дома у меня, по ходу…
- Да? А что я тут делаю? И что было вчера?
- А ты не догадываешься? Ой, б…. голова раскалывается? Есть там че-нить похмелиться?
- Держи. Тут пиво есть на донышке.
- Ага. Спасибо.
- Так мы с тобой что, того?...
- А ты думал! – полусчастливая улыбка озаряет ее лицо. А она очень даже ничего.
- Ну и как?
- Что «ну и как»? Нормально все, хорошо даже. Вот только если бы ты так не нажрался вчера. Душ по коридору налево. Потом я. А может, потом повторим?
- Ооо, ну это посмотрим! – кажется, проясняется.
Вчера в баре с друзьями. Не помню в каком. Володька привел туда, - говорил, отличное заведение! Она – официантка. Сначала много выпивки. Знакомство. А потом- неизвестность. Но тоже уже ясно. Так, в душ! И зубы почистить. Хотя бы пальцем… Так, что бы на себя напялить?
***
Через два часа она сажала его в такси, наградила его прощальным поцелуем, и он, посвежевший и довольный, отправился в свой маленький частный домик за городом.
***
На следующее утро он отправился в больницу на сдачу комплекта анализов (или, как это там называется?). На работе срочно понадобился полный анализ всего (опять учет, наверное, проверки и все такое), в том числе и анализы на ВИЧ, включая и СПИД. Кому это могло понадобиться? Но надо – значит, надо. И он пошел.
Результат, сказали, будет через неделю.
***
- У вас проблемы.
Говорил врач, "главный" среди тех, кому он сдавал анализы.
- Что? Какие еще проблемы?
- Скорее всего, для вас они покажутся достаточно серьезными, хотя, на мой взгляд, не стоит принимать их так близко к сердцу.
- Что? Что-то вы тянете, доктор, мне почему-то не нравится ваш тон.… У меня что, действительно настолько серьезные проблемы?
- У вас СПИД.
***
Он опомнился уже на улице, у входа в здание больничного блока, тупо улыбаясь и держа в протянутой руке папку с результатами анализов и резолюцией врача.
- Что с тобой, милок? Аль плохо тебе? – спросила какая-то сердобольная старушка, и он отпрянул от нее в непонимании и испуге, прокричав пару несвязных слов. Старушка засеменила дальше, бормоча про себя что-то про "этих ненормальных, которых с каждым днем становится все больше", про государство и Дусю из третьего подъезда.
"как же так? СПИД? Но это невозможно! Откуда? как так? Так, стоп. Теперь попрут с работы. Всю жизнь придется за собой следить (всю оставшуюся, подумал он, невесело усмехнувшись про себя), я не нужен буду друзьям, ни одна нормальная женщина не будет со мной. И все же откуда? С кем я….?".
Все события прошедших дней связались в цепь, само собой напросилось единственное решение. Высветился единственный выход.
***
- Алло, Володя? Привет! как у тебя?... Слух, подскажи мне, пожалуйста, название и адрес того барчика, в котором мы посидели недельку назад. Ты нас туда еще повел, сказал – классное место, помнишь?... Ага, записываю…
***
Она с нетерпением ждала конца смены. Не то, чтобы она торопилась домой – в свою неуютную, полупустую, вечно плохо убранную квартиру. Одна, как всегда одна.… С тех пор, как случилось это… Ах, если бы с ней сейчас был тот парень. И она представила, какого ему сейчас – ее лицо засветилось противоречивыми выражениями сожаления и адского блеска в глазах, - блеска удовлетворения. Но ей было его действительно жаль.
Она уже выходила через задний вход, в узкий и плохо освещенный двор, как вдруг что-то тяжелое больно обрушилось на ее шею. Сознание улетучилось так же стремительно.
***
Она тяжело разлепила глаза. Шея ужасно болела, просто невозможно было совершить ни одного движения. Она сидела на стуле, руки и ноги были крепко приклеены к нему липкой лентой. Помещение было плохо освещено слабой электрической лампочкой. Пахло газом, бытовым и очень сильно.
- Ну, привет.
Она повернулась на голос, и увидела его. Того самого, о ком подумала она, стоя перед черным ходом, собираясь выйти во двор и отправиться домой.
- Ааа, привет, - это получилось слегка удивленно, хрипло, и каждое слово больно отдавалось в ноющей голове.
- Помнишь меня? Если нет, то я тебе напомню. Неделю назад, я, пьяный, познакомился с тобой в твоем баре, и наше знакомство продолжилось у тебя дома. Утром я проснулся и нихрена не помнил. Потом мы во всем разобрались, развлеклись, – он криво усмехнулся, - и я поехал домой. Припоминаешь?
- А, ну да, ну и что же?
- А то, что ты мне не сказала одного – ты больна. И не гриппом, не корью, ни даже сифилисом. Ты больна СПИДом. А теперь, благодаря тебе, болен и я. И я уже решил, что делать.
- Ааа, вот как… Ну что ж, мне жаль, конечно, - ее голос был спокоен и не дрожал, - но ты сам этого хотел, и ты не представляешь, как я хотела! Ощутить опять теплоту чужого тела, ласку, хоть какое-нибудь внимание! Знаешь, сколько я всего этого была лишена? Кто угодно с ума сойдет! А тут ты. Все-то вокруг знали об этом, все постоянный посетители, все, кто приставал, всем я говорила. Не всем нравилось, конечно. Но они привыкли. А тебе я не смогла этого сказать. Тем более что ты так настаивал (грустная улыбка).
- Вот оно как. Теперь все и разъяснилось. Хоть это и не принесло мне облегчения. Что ж, ты знаешь, какой дальнейший путь я выбрал для нас двоих? Метан. Природный газ. Или, может, пропан-бутан, я не знаю, как эта смесь называется. У меня тут коробок спичек. Еще минут десять мы с тобой поговорим, а потом я достану спичку из коробка, сделаю это движение, - при этом он открыл коробок, достал спичку, и сделал движение, как будто собирается чиркнуть ею о коробок, с маниакальным удовлетворением наблюдая за немым ужасом на ее лице, - но это будет через десять минут, надо подождать, пока наберется побольше газу. А потом мы взлетим на воздух. И наши души встретятся на небесах. А может и в аду. Я теперь на все согласен.
- А меня ты не спрашиваешь? Может, я не согласна? – она взяла себя в руки, и старалась говорить ровно и спокойно. Но в ее голосе чувствовалась мелкая дрожь.
- Нет, представляешь? Тебя я спросить забыл. А что, должен был? Ты меня в это втянула, отвечать мы вместе будем!
- Слушай, ты хочешь умереть, ты не можешь жить с этим дальше, правильно? А я хочу жить! Я себя и так во многом ограничиваю! Ты думаешь, это жизнь? Да я давно не живу, я существую! Но я хочу жить, и я верю, что когда-нибудь от этого избавлюсь! Я не хочу умирать так, в конце концов!
- Да… Возможно ты права. Возможно, тебе будет хуже, чем мне. Слушай, а ты права! Я оставлю тебя жить. Живи и мучайся, а я пойду по своему пути. Давай, я тебя развяжу.
Они стояли у двери.
- Что, почему ты так быстро согласился на мои неубедительные доводы?
- Возможно, я не хотел, чтобы ты умирала. Возможно, что во мне больше человеческого, чем я думаю. Да и тебе будет действительно хуже, чем мне. Если не выдержишь – знаешь способ.
- Нет, я выдержу. Я смогу.
- Ну, хорошо. Беги. Даю тебе тридцать секунд. Беги в любую сторону – вокруг на километр никого нет. Ни людей, ни домов. Прости за все. Удачи. Беги!
Он открыл дверь, она выбежала. Свежий воздух больно ударил по сознанию, чувства едва не покинули ее. Но она сделала над собой усилие, и побежала дальше. 30 секунд. А ведь он ей нравился. И она ему, она это поняла. А в действительности, кому она нужна? Может, действительно это единственный выход? И ее надежда – всего лишь пустышка? Вернуться? Еще не поздно. Но нет. Надеяться стоит. Да и жизнь дается один раз и не просто так.
Она остановилась, чтобы отдышаться. Сзади раздался взрыв, взрыв большой силой. Волной ее свалило на землю. На невысоком холме, на котором раньше стоял старенький, одинокий дом, теперь пылало, трещало и ревело то, что раньше было им.
Теперь домой. В неуютную, полупустую и вечно плохо убранную квартиру. Одна, как всегда одна.… А ведь он ей нравился, и она ему. Он сказал, выход?

Дневник

Он спешил в школу, и торопливо поглощал свой едва только приготовленный завтрак – горячий чай, пару бутербродов и яичницу. По телевизору, как всегда показывали местные новости. Зануда-диктор говорил о том, что в городе зарегистрирована еще одна жертва новоявленного маньяка. Маньяк объявился недавно, около месяца, но на его счету уже шесть жертв. Причем все убиты с особой жестокостью, разделаны, будто неопытным мясником. Среди жертв есть и взрослые, и ученики, но по счастью (если это можно назвать счастьем), не из его школы. Для виду он усмехнулся этому сообщению, но про себя решил, что не стоит испытывать судьбу, и, на всякий случай, не выходить гулять поздним вечером. По крайней мере, самому.
Торопливо схватив рюкзак, пожелав счастливого дня домашним, он выбежал на улицу, и помчался по направлению к школе. "Двенадцатый класс, а бегаю, как мальчишка! Пора бы стать посерьезнее", - подумал он про себя на бегу, но скорости не сбавил, иначе, опоздай он на урок, его ждет обязательная проверка домашнего задания с полной выкладкой у доски, а он его, к сожалению, не делал, как и к уроку не готовился. Его могло спасти только своевременное прибытие в класс, посадка на свою любимую, разрисованную и исписанную заднюю парту, и делать вид, что он серьезно занят уроком и внимательно слушает и записывает учителя.
***
- Привет, ты сегодня дома? Я знаю, твоих родителей дома нет, может, я зайду к тебе вечером, посидим, посмотрим телевизор, еще чем-нибудь займемся?
- Не знаю, возможно. Я все равно ничем не собиралась заниматься, заходи, конечно.

Вечером, сидя на диване в ее комнате, дожидаясь выхода ее из душа, он решил, от нечего делать, заглянуть в ее шкафчик при кровати.
- Так, косметика, журналы какие-то, еще какая-то фигня, мне неизвестная… Ооо, а вот это уже интереснее! Дневник! – с этим он сложил все обратно, все кроме дневника, и закрыл шкафчик. Лишь только он открыл дневник на первой странице и принялся за первое слово, как услышал стук двери в ванной и ее торопливые шаги. Шкаф открывать времени не было, дневник он быстро спрятал под свои вещи, лежащие на полу.
- Ну что, чудо? Заждался?
Она нежно обняла его за шею, попутно наградив его самым сладким поцелуем. И началось!

Через несколько часов, собирая свои вещи, он наткнулся на тетрадку, и вспомнил. Возможности положить его на место не было – она была рядом, и он незаметно спрятал его за пазуху. Она проводила его до двери, за порогом снабдила поцелуем ("На дорожку!"), и он пошел домой.

Клетчатая бумага была исписана ровным, спокойным, каллиграфическим почерком девушки, таким, который из-за своей чрезвычайной красоты порой трудно прочитать. Дневник начинался переживаниями, историями из жизни, различными секретами, рассказами о парнях, друзьях, врагах, и тому подобное. Все это он быстро пропустил через себя. Немного остановился на страницах, написанных о нем, мечтательно поулыбался, а потом пошло кое-что другое. Пошли описания жертв новоявленного маньяка, имена, какие-то даты. Способы убийства. Причины ненависти.
"Мда, жутковато немножко! Ну и фантазия у девочки! Что она так неравнодушна к этому маньяку? Информации понабирала – у следственных органов, по-моему, такой нет! Надо будет ее порасспросить".
***
- Привет, - ее голос казался слегка взволнованным и ждущим, - что ты сегодня делаешь?
- Я? Даа… в общем то ничего. А что? Случилось что?
- Да нет, с чего ты взял? – голос как будто повеселел, но напряжение еще ощущалось, - просто, думаю, не встретиться ли сегодня нам? Пойдем, посидим где-нибудь, выпьем пива, мороженного поедим? – она усмехнулась в трубку.
Странно. Странно, что она позвонила. Обычно звонил он, и пытался уговорить ее. С ее стороны таких предложений было всего раз-два, и обчелся. Да и то, по каким-то особым случаям. А в эти дни он такого не припомнил. К тому же, виделись они буквально позавчера. Хотя, черт с ним, - хочет, так почему бы ей не помочь в этом? Тем более что он и сам не против. Даже, скорее, рад.
Все это промелькнуло в голове мигом, и он даже не стал спрашивать о странной причине ее звонка – просто обрадовался.
- Да, конечно, а где и во сколько? Или мне зайти за тобой?
- Нет, не надо, давай за школой встретимся, на нашем месте, помнишь? В девять.
Еще бы, не помнить! Сколько всего там было!
- Хорошо, жди! Я уже лечу!
***
Пять минут десятого, а ее нет. А она-то ведь обычно первой приходит. Может, позвонить, узнать? Черт, ночь какая-то темная, новолуние сегодня, что ли? И со звездами не очень густо… Тут и испугаться недолго! – тут он усмехнулся про себя, - что за глупости, - как маленький ребенок, уже и темноты боюсь.
Шорох. Обернулся. Ничего. Нервы, подумал он про себя. Ноги немного устали стоять, он оперся о ближайшее дерево и закурил.
Он жадно вдыхал едкий дым табака в легкие, которые, как будто только этого и ждали, как рука поднесла к его лицу тряпку, пропитанную жидкостью, источавшей сладкий тошнотворный запах, и крепко прижалась к лицу. Не было времени понять, что происходит, слабые попытки сопротивления были вызваны, скорее страхом и шоком, но, ни на что не направленные, не произвели никакого действия. Он лишь слабо затрепыхался. Тем временем, противный запах проник во все тело и разум, заполняя каждую клетку его тяжестью свинца. Он обмяк и тяжело сполз по стволу на землю. "А рука-то была женская", - только и успел осознать он.
***
Крепкие тиски разжимались, медленно отпуская сознание на волю. Он немного подождал, и сразу открыл оба глаза. Маленькая комнатка – каменный мешок, без окон, с одной небольшой железной дверью. Он лежит связанный на столе, стоящем посреди комнатки. Несколько полок, местами как будто обрызганных красновато-буро-ржавой… субстанцией, - нельзя было подыскать необходимое слово. Это было похоже на ржавчину, и это не было ею. Где-то он подобное уже видел, но не мог припомнить где.
- Привет! – он видит ее. Действительно ее. Ох, вот уж кого...!
- Вот, и встреча тебе. А ты был так рад.
- Что, что все это значит? Что происходит? Где я? Куда ты меня привела? Кто меня связал? И что…
- Стой, стой, стой, не так быстро – слишком много вопросов подряд. Начнем с конца. Связала, усыпила и притащила тебя сюда я. Было немножко тяжело, но я справилась. Обычно так далеко не приходится тащить никого. Да и транспорт я обычно нахожу. Ты в одном стареньком подвальчике одного старого заброшенного дома. Он достаточно хорошо защищен и закрыт. Происходит то, что я собираюсь тебя… убить! – это было произнесено спокойным, чрезвычайно хладнокровным тоном, в котором не было и тени сожаления. Последнюю же фразу она сказала с веселостью и подъемом в голосе, намеренно сделав паузу перед словом убить. Ей нравилось наблюдать за недоумением, недоверием, страхом и диким ужасом в его глазах, сменявших друг друга. Он онемел, он был не в состоянии говорить. Он еще долго находился в этом состоянии, но кое-как справился и спросил, с сильнейшей дрожью в голосе:
- Что? Я правильно понял? Меня убить? За что? Ты ведь меня любишь. Я тебя люблю, мы ведь любим друг друга! Или для тебя это ничего не значит? – он говорил с жаром загнанного в угол человека.
- Да брось! Ты-то сам веришь, в то, что говоришь? Ну, может у тебя и есть ко мне какие-то чувства, но у меня, к твоему сожалению, никаких. Все, что ты видел – была лишь маска. Мне с тобой было приятно, не спорю, но не более. И вот тут ты и нарушил эту "приятность" – нашел и позаимствовал мой дневник. Я его долго искала, а потом неожиданно нашла его у тебя в рюкзаке, вчера в школе. Я, конечно, не сомневаюсь, что ты бы его вернул, и, не будь там ничего другого, кроме глупой писанины о моих парнях, тебе бы это сошло с рук. Но там было и кое-что другое, ведь так?
- Да, но я не думал, что это серьезно, я думал, что это всего лишь фантазии. Зная тебя, я просто подумал, что ты пишешь рассказики на основе реальных событий!
- Да ладно, в дневнике-то? Я могла бы найти и другое место! Но теперь-то ты знаешь правду.
- Какую еще правду? Неужели ты мне скажешь, что маньяк, терроризирующий город вот уже как месяц – это ты? Неужели ты думаешь, что я в это поверю? Не смеши! Ты не способна на это!
Злобная усмешка была ему ответом. По ее глазам, по адскому отблеску безумия и холодной расчетливости в ее глазах, он понял, что она способна. И не только на это. А она не замедлила убедить его в этом. Неторопливо она подошла к железному шкафчику, стоящему в углу, и открыла дверцу. То, что увидел он, было ужасно. Вот уж не первый раз за этот вечер он лишался дара речи.
- Моя "очередная жертва", как любят выражаться газетчики. Так же, как и все остальные, лез не в свое дело или же сильно меня достал. В первый раз было немного страшно, не говоря о том, что непривычно. Но понравилось. Она собиралась отбить у меня тебя. Я тогда еще считала, что у нас любовь, взаимная. А потом я послала все к черту.
- Перестань, меня же будут искать! Полиция, родители! А вдруг они найдут тебя?
- Перестань молоть чепуху! Никто не находил. Даже близко не подходил. Да и не заподозрит никто девушку. Где ты видел женщин-маньяков? А тебя я доставлю сама. Им не придется тебя долго искать. Кстати, я собираюсь поступить в медицинский университет. И набор инструментов у меня богатый. Нам с тобой беседовать еще часа два, если ты будешь достаточно выносливым. Установлено экспериментально.
Он смотрел на ее безжалостное, жаждущее удовлетворения лицо, и понимал, что разговор бесполезен. В который раз эти стены наполнились отчаянными криками боли. Никто ничего не слышал.
Она сдержала обещание, его искали недолго.