До конца дня успел побывать в райцентре. Вернулся с продуктами. Мирабель захлопотала у печи. Она огромная – в пол избёнки. Ещё две узких панцирных кровати, расстояние между которыми – вытянутая рука. Сел на одну, скрипучую.
- Это Володина, - заметила Мирабель. Потом озабочено. -  Где же я вас приючу?
- Не беспокойтесь – всё нормально. Мирабель, мне надо с вами поговорить. Прошу потерпеть моё общество буквально несколько дней – пока всё решится с отцом….  с телом отца. Я консультировался: эксгумация возможна только при возбуждении уголовного дела. Дело могут открыть по заявлению в прокуратуру. Если таковое напишу я, вы становитесь подозреваемой в убийстве вашего мужа и моего отца. Лучше, если заявление напишите вы.
- Разве такое возможно? Хорошо, я напишу.
В пакетах с сырами и колбасами привёз водку и коньяк.
Помянули отца.
Смеркалось.
- В доме есть компьютер?
- Есть. Я убираюсь там.
- Он закрыт? Есть ключ?
- Вон висит. Алексей Владимирович, вас не выпустят отсюда ротвейлеры.
- Кто?
- Собаки сторожевые. Я их на ночь выпускаю.
- Тогда познакомьте меня с ними.
Перед домом яблоня, под ней скамейка. Присел, а Мирабель ушла в глубь сада. Через пару минут чёрная тень метнулась меж деревьев, за ней другая. Вернулась хозяйка сторожки, присела рядом. Тут как тут ротвейлеры – огромные зубастые чудовища.
- Фу! Нельзя, - сказала Мирабель и погладила мою руку. – Это друг.
Два горячих языка облизали мне ладонь. А я погладил их ушастые морды….
Мы лежим в кроватях. Достаточно протянуть руку, чтобы коснуться Мирабель.  Голос её в ночи просит, требует защиты. Хочется прижать её голову к груди.
- Нет, что вы, Володя не пил. Совсем. Ему едва хватало сил справляться с нервозами – тут не загуляешь….
Ночь разгулялась. Луна проложила от окна светлую дорожку по полу. В него заглянула ушастая морда. Мирабель спала, её дыхание чуть слышно в шорохах сторожки. Я окончательно проснулся. Жутко стало. как тут можно жить одному? Или рядом с человеком,  сходящим с ума?
Поднялся, оделся, взял ключ от хозяйского дома, вышел в сад. На дорожке был атакован. Ротвейлеры прыгнули из кустов, целясь на ключ. Решили, подачку несу, а я не догадался. К дому пропустили.
Бродил по коридорам и комнатам двухэтажного особняка, не включая свет – луна помогала ориентироваться. Нашёл компьютер, вышел в Интернет.
- Привет, Билли.
- Рассказывай.
Рассказал.
- Примитив. Ты что ж ко мне не обратился?
- Билли, погиб мой отец – возьми правильный тон.
- Извини. Говоришь, эксгумация – что она тебе даст? Покажи мне место, я отсканирую тело лучше всех твоих врачей вместе взятых. Да, сквозь землю. как? Моё дело. Ну, хорошо. С американского военного спутника «DYMOS» слабым излучением нейтронной пушки.
- Американский спутник над Москвой?
- Он появляется на небосклоне каждые четыре часа на восемнадцать минут. Этого мне достаточно, если покажешь место. Могу и сам найти, но займёт время.
- Билли, я без «бука» - отсюда выйду и потеряю с тобой связь.
- Ты мне место покажи, о результатах потом доложу. Через тридцать семь минут «DYMOS» вынырнет из-за горизонта – ты должен быть на месте.

Глянул на себя в зеркало и развеселился – ну и видок!
- Вам надо показаться доктору, швы наложить – иначе шрам останется.
Она права. Шрам мне не нужен. Шрамы могут украсить охранников Президента, но не его советника. Собираюсь в город – вместо разорванной сорочки надеваю водолазку из оставшихся от отца вещей. Примерил его брюки – коротковаты и в поясе широки. Мирабель удалось почистить мои.
Чувствую, она всё больше проникается ко мне доверием и симпатией. Это заметно по лёгким прикосновениям её пальцев, снимающих с меня несуществующие пылинки. А я? Я тоже. То есть она мне тоже нравится, и я благодарен ей за то, что она была с моим отцом. Улучшив момент, чмокнул её в косицу. На удивлённый взгляд говорю:
- Вернусь из города - поедем за Костиком.
Ловкий ход даёт возможность избежать вдруг возникшей неловкости. Садимся в подъехавшее такси: она едет в райцентр, в прокуратуру, я – дальше, в Москву, в больницу.
На рассеченную бровь наложили два шва. Два шва, которые должны спасти девственную красоту моего фейса. Врач любезно предложил больничные апартаменты, где мог бы отлежаться пару-тройку деньков – пока рассосутся синь подглазья моего и краснота его белка. Да и видок мой, со скрепками в брови, был явно не публичным. Но я отказался – дела, док, дела не ждут.

- Гладышев….
- Теперь – безымянный. Три миллиона рублей за вашу информацию.
- Годится.
- Ждите. Перечисляю.
Я поменял картинку.
- Билли, что нащупал?
- Некто Лисицын Иван Ильич, подполковник ГРУ. Общается с персонального бука.
- Вот как! Значит, всё-таки дед. Ну-ну. Слушай, Билли, взломай разведке финансовые коды и отправь три лимона на этот счёт.
- Это противозаконно.
- Давно законником стал?
- Ты сам учил.
- Слушай, у нас мало времени – он ничего не должен заподозрить.
- Создатель, ты точно хочешь того, что требуешь?
- Билли, слушай сюда – урок тугодумам. Я должен заплатить Лисицыну за информацию касательно смерти моего отца. Но он – крыса на корабле, и как бывший матрос и патриот, не могу дать ему спокойно уйти в тень с моими денежками. Мы слямзим их со счётов ГРУ и пустим его ищеек по следу. Рано или поздно они настигнут Лисицына и воздадут должное. Всё ясно?
- Ты становишься мудрым и жестоким, Создатель.
- Билли, хватит болтать – тебе ещё надо Управу отхакерить.
- Сколько мне заплатишь: у меня тоже есть информация о твоём отце – я ведь отсканировал могилу.
- Это ты хорошо сделал. Но хватит трепаться – делай, что велено.
- Уже сделано. Экий ты, Создатель, грубиян.
- Что и перечислил?
- А то.
- Ну, молодец. Потом пообщаемся.
Диалог в Чате.
- Деньги перечислены.
- Я знаю: отслеживал счёт. Качаю ролик на ваш сайт, а вы можете смотреть в режиме онлайн.
Картинка на мониторе. Съёмка скрытой камерой. Тела огромные, распаренные, в простынях и без – сауна. Голоса – бу-бу-бу.  Шум воды. Ничего не разобрать, никого не узнать. Вдруг огромное, во весь экран лицо деда. Рюмка в руке.
- А тёлку его на круг.
Общий гогот – гы-гы-гы! Огромные зубы деда. Всё.
М-да. Переплатил. Впрочем, за что тут вообще платить? Ну, прохвост, Лисицын. Да воздастся по грехам его.
Сижу, тупо уставившись в мелькающие заставки.
Тёлку его на круг. Тёлку на круг. О ком это дед?
Беспокойство вползло в душу, как слякоть на улицы Москвы. Какая была ясная ночь. Утром даже солнышко светило. К обеду небо затянуло. И вот он – дождь. Вышел из кафе и передёрнул плечами. Нудный, мелкий, противный и холодный дождь в октябре. Беспокойство опять же знобит душу.
Тёлку на круг.
С асфальта летят брызги на тротуар. А прохожие по привычке прячутся под зонты. Москва-матушка, старушка Первопрестольная. Разве сравнишься ты с Курильскими чудо-городами, или даже Южно-Сахалинском Костыля? Там размах, там простор, там техника нового поколения и первозданная природа ломится через порог. А здесь – суета и архаизм. Пыль, а после дождя грязь на дорогах и тротуарах.
О чём это я? Ах да. Тёлку его на круг. Тёлку….
Чёрт! Бегу на дорогу ловить такси. Чуть не попадаю под колёса.
- В Митино….  шилом….  любые деньги….

- Повернись на живот.
Срываю с неё одеяло. Вижу совершенно нагое и прекрасное тело, покрытое гусиной кожей. Щедро лью водку и втираю в спину, ягодицы, бёдра.
Мирабель дрожит. Её всё ещё бьёт озноб.
- Повернись.
Лью огненную воду меж хорошеньких грудей, растираю шею, грудь и живот, бёдра. И коленки, которые совсем даже не костлявые, скорее наоборот. Укутываю её в оба одеяла.
Пышет жаром огромная печь, но Мирабель дрожит. Неужели так глубоко проник холод в это хрупкое изящное создание? Поднимаю ей голову, подношу к губам стакан с коньяком. Она послушно пьёт, не морщась. Закрывает глаза, откидывается на подушку. На лбу холодный пот, щёки бледны. Слышен зубной перестук - её по-прежнему бьёт озноб.
Не отдам эту женщину никаким хворям,  ни самой смерти! Скидываю с себя одежду. Всю. Придвигаю вторую кровать. Втискиваюсь к Мирабель под одеяла. Прижимаю её спину к своей груди. Прижимаюсь чреслами к её ягодицам. Зажимаю меж лодыжек её ступни. Мну в ладони её груди. Согреваю дыханием и целую её шею, путаясь в мокрых волосах. Не замечая, вхожу в раж.
Мирабель поворачивает ко мне лицо:
- Это плата за хлопоты?
Может быть, раньше эти слова могли меня остановить. Но не теперь.
Кажется, Мирабель больше не бьёт лихорадка. Её трясёт, но уже иная природа этого явления. Тело её горит, а пальцы исступлённо впиваются в мои лопатки….
Кризис кажется миновал.
На эксгумации Мирабель становится плохо. Под крышкой в гробу обнаруживается безглавое тело. Я даже не могу понять, отцу ли оно принадлежало. Уношу Мирабель в неотложку, стоявшую за оградой кладбища. Кладу в носилки. Дамочка в белом халате хлопочет над ней. Голова идёт кругом, душа разрывается. Мирабель ещё слаба после вчерашней купели. Ей нужно внимание. А мне досаждает следователь. Что имею сказать по поводу инцидента? Пожимаю плечами - ничего. Он к Мирабель. Вот надоеда!
Становится ясным, что тут копали хлопцы с «Porsche» и с чем они ретировались. Не ясно только для чего. Билли мог знать. Ведь он на что-то намекал.
Прощаюсь с Мирабель.
- Потерпи немножко. Сделаю кое-какие дела, заберу тебя и вместе Костика.
Отправляю Мирабель на «неотложке» в больницу. Обезглавленный труп увозят в морг. До райцентра добираюсь в машине следователя. Оттуда в столицу на такси.
- Билли, что произошло с моим отцом?
- Классно дерёшься, Создатель.
- Я задал вопрос.
- В головной мозг Владимира Константиновича был вживлён микрочип, который по команде извне не спеша и планомерно разрушал его организм.
- ГРУ?
- Да.
- Дед?
- Да.
- Где он сейчас?
- У себя на даче.
- Соедини с ним.
В кармане заволновался мобильник. Голос деда объявил, что он слушает.
- Надо поговорить.
- Приезжай.
Дед стал пользоваться личной охраной. У ворот дачи в чёрном бумере сидели два молодчика. С чего бы это? Отпустил такси, направился к воротам – один трубку к уху.

Мирабель пожелала жить в Прибалтике. Я купил ей дом на Рижском взморье. Красивый, в старинном готическом стиле. Строй платанов охранял его с южной стороны. С севера открывался вид на море.
Я любил бывать в этом доме. Наша связь продолжалась. Мы гуляли втроем в дюнах, искали янтарь на линии прибоя. Пили кофе у камина долгими вечерами, под шум волн и ветра, завывавшего в трубе. Кстати, на его полке стояла урна с прахом моего отца – пепел, оставшийся после кремации. Ветви огромных платанов царапали крышу, под которой, в мансарде, мы занимались с Мирабель любовью. В постели она была исступлённой. В эти минуты огромный окружающий мир отлетал куда-то, и оставалась только она и моё бездуховное тело, которое изо всех сил пыталась впихнуть в себя всё от макушки до пят.
Однажды Костик застукал нас за этим занятием. Мальчик испугался ночной грозы и пришлёпал в мансарду босыми ножками по каменным ступеням. Мирабель смотрела на него и не видела. Вырвался из её объятий, укутался в простыню и взял на руки плачущего ребёнка.
Долго думал над феноменом Мирабель. Она увлекла отца, да с такой силой, что он бросил семью и пошёл к своей гибели. Теперь меня. Если я и проводил с Мирабель времени не больше, чем с другими моими женщинами, зато думал о ней постоянно.
Ну, конечно же, голос. Голос Сирены зовущей в ночи. Голос, губящий моряков в пучине моря. Я действительно скучал по нему – чуть ли не больше, чем по прекрасному, страстному телу. Когда шёл с дороги, покинув такси, с букетом в руках, не замечал, как переходил на бег, если не видел её, идущую навстречу. Потом замирал, как собака, ждущая команду хозяина, ожидая её «здравствуй!» сиплым, посаженым, надрывным голосом, и только потом раскрывал объятия.
Шли дни, месяцы, годы наших отношений. Она заводилась в постели до исступления, но никогда ни до, ни после, ни в момент близости её губы не произносили мною долгожданного: «люблю, жду, скучаю». Она будто бы отрабатывала вложенные в неё и Костика деньги, а сердце её молчало. Безответными оставались мои чувства.
Предлагал ей сочетаться каким-нибудь браком – ну, скажем, католическим. Зная всю мою подноготную, она закрывала мне рот ладонью.
- Успокойся и не выдумывай. Всё в порядке - у меня никакого нет. Ты будешь единственным всегда или до тех пор, пока этого хочешь.
Вот это, наверное, второй феномен Мирабель. Другие дамы так легко говорят «люблю» налево и направо, а из неё клещами не вытянешь. Видела, что мучаюсь, и молчала. Могла бы соврать – я тут же и поверил. Так этого хотел, хочу и буду.
Такой я грешник.

Замечу, в общении Билли нуждался не меньше моего. Когда из компьютера выбрался в необозримый мир Интернета, первое время просто доставал своими звонками – восторгов от увиденного, открытого, как у ребёнка в зоопарке. Потом этот «зоопарк» лёг под него. Точно так же Билли мог покорить мир людей – слишком он стал компьютеризирован - но не ставил себе такой задачи, и этим радовал меня.
Кстати, общаемся теперь посредством мобильника, и связь двусторонняя. Голос себе приобрёл, пройдоха, мой голос. А до того всё испробовал, всех великих персонажей продублировал. Представляете, каково общаться по телефону с товарищем Лениным? Будто с того света собеседник.
Я ему:
- Кончай пугать.
Он:
- Пликольно, батенька. 
Потом подобрал мой слог и тембр, пришлось смириться – у гения нет даже собственных штанов.
А время шло не только виртуальное. У Патрона истёк второй срок президентства. Дума назначила дату выборов – начата регистрация кандидатов. Шеф вызывает.
- Ну что, Алексей, прощаться будем? Служил ты мне верою и правдой – я доволен, а если в чём обидел, прости.
Мы обнялись. Я расчувствовался. Хороший человек Патрон, с большой буквы Хороший.  Столько для России сделал.
- Давай на посошок.
Столик накрыт в известной беседке, где наконец-то воцарился мир среди пернатых. Только вкус хозяина не поменялся – «Смирновская» с балычком. Выпили. Ломтики рыбы таяли во рту. Хозяин налил ещё по рюмке.
- Чем думаешь заниматься? Впрочем, что я – конечно, невпроворот работы у Любови Александровны с «АйСиАй».
Я не спешил с ответом.
- Обидно, Гладышев, вдруг оказаться на свалке истории. Никому не нужным. Чем заняться? Рыбалкой? Бизнесом? Не привлекают. Сесть за мемуары?  Что-то непродуманно в нашем законодательстве. Я мог бы ещё пару сроков с полной отдачей до самой пенсии. А там уж сам Бог велел – на покой. В Штатах есть клуб бывших президентов. Попрошусь, как думаешь, возьмут меня? Научусь в крикет играть, злословить о современных политиках, виски пить. Твоё здоровье.
Мы выпили.
- Помнишь, Гладышев, как позвал тебя в советники в этой самой беседке? Удачный выбор - и твой, и мой. Ведь это мы, Алексей, Россию вздыбили, дали толчок вперёд. Давай за нас.
Я выпил, а Патрон зажал рюмку в кулаке и очень близко придвинул своё лицо.
- Если я тебя, Гладышев, ещё раз попрошу: пойдёшь ко мне советником? – каков будет ответ?
- Советником кого?
- А-а-а! – патрон погрозил мне пальцем. - Есть ещё порох в пороховницах, а у меня задумка: не уходить из большой политики - взяться за неё в мировом масштабе. Советником президента всей Земли пойдёшь?
- Кого, кого?
- Генсекретаря ООН.
- Пойду! – глазом не моргнув.

- Вот что, дамы, вам следует пообщаться без меня. А когда договоритесь до чего – к вашим услугам.
И ушёл. Они остались. Зашли в беседку и долго о чём-то толковали.
Я играл с Настюшей менячиком в пятнашки, когда мои жёны появились на садовой дорожке. В какой-то момент они остановились, покивали друг другу и разошлись в разные стороны. Ко мне направилась Даша. Я почему-то ждал пощёчины. Мне казалось это справедливо, хотя и не тактично. А она подошла, обняла, поцеловала:
- Всё хорошо, милый.
И побежала за Настюшей. Та в радостный визг и попала в Любины объятия. Вот они, взявшись за руки, удирают и прячутся меж садовых деревьев от нас с Дашей. Потом ребёнком завладели Никушки, утащили куда-то. Явились ряженые – они в слепого кота и хромую лису, а девочка наша стала длинноносым мальчиком в коротких штанишках и колпачке с кисточкой. К восторгу всех гостей очень профессионально исполнили популярную песенку.
Объявили белый танец, и мама пригласила меня. Вальсируя, потребовала:
- Помирись с дедом.
- Это невозможно.
- Я так хочу, - она топнула ножкой и сбилась с такта.
- Он ведь тоже этого не хочет.
- А ты попробуй – ты моложе. Только подойди, и сердце моё успокоится.
Взял два бокала с коктейлем и направился к отставному генералу. Угощение он принял из моих рук, и я ободрился.
- как нынче сливы обещают, не хуже прошлогодних?
Он понял меня, генерал ГРУ в отставке:
- Всё следишь, не оставляешь старика вниманием?
- А как же. Кто предупреждён, тот вооружён. А я бы не хотел быть под тобою, связанным и без оружия.
Мимо прошла мама. Мы с дедом мило улыбнулись друг другу. Я поправил его плед, а  генерал панибратски похлопал меня по холке.
- Даже если ты покаешься, вслух скажешь, что с отцом это была ошибка, я всё равно  не перестану винить тебя в его смерти. А стало быть, и не прощу.
- А ведь когда-то я мог и тебя раздавить как клопа, одним движением пальца. Знать бы….
- То время ушло, и возврата к нему нет. Я мог бы оставить тебя своим вниманием, ну и наблюдением, конечно, но ты дорог маме, не безразличен другим близким. С этим приходится считаться. Предлагаю заключить пакт о ненападении. Я говорю маме, что замирился с тобой, а ты ей и всем подтверждаешь, что у тебя самый замечательный на свете внук.
- Ущербно получается, - хмыкнул дед. – Я тебя хвалю, а ты меня нет.
- А за что тебя хвалить? За убийство моего отца?
- Ты не забыл, где я служил? Там с этим просто.
- Человеком надо оставаться всегда и везде. Или Система не терпит индивидуальностей? Тогда чем тебе гордиться, за что ордена – был надёжным винтиком полупреступного механизма?
- Ты хочешь, чтоб я застрелился, раскаявшись?
- А что – у меня бы появился повод тебя уважать.
Дед сделал паузу и совсем другим голосом и тоном сказал:
- Очень прошу – вспомни эти слова у своей последней черты. И осуди меня тогда.
К чему это я? Лёшка Гладышев на коне, в бешеной скачке за успехом, который, собственно, нужен ему только как результат дела, а не всеобщее признание. Чем, право, гордиться, если всё это от Билли, Всемогущего и Виртуального. А дед у последней черты с чувством исполненного долга, и меня считает удачливым противником более, чем наследным внуком. И, конечно же, он не возьмется за пистолет, чтобы сделать мой триумф полным. А я? Я не могу простить ему смерти отца.

Патрон ждал ответа, сверля меня взглядом.
- Пока что всё вам удавалось – не вижу причин для сомнений в этот раз.
- Нам, - поправил Президент и выпил, наконец, так долго согреваемую в ладони водку.  – Не отдаляйся от меня, Гладышев. Особенно в такую минуту, в таком деле. Генсекство мне нужно не для личных амбиций. Пришло время обустраивать мир. Невозможно дальнейшее развитие России без крутых разборок с Западом. И наша с тобой задача: не допустить кровопролития - пусть всё решится в мирном экономическом соревновании. И мы уже научились побеждать. Пример с «АйСиАй». А? как дядюшка Сэм осерчал, когда понял, что не под его дудку будет плясать новая компания, не его мошонку набивать. И не смог закрыть ей дорогу. А? Не смог, Гладышев. Весь третий мир поднялся, за нас поднялся. Япония, Индия, Китай открыто плюнули дядюшке на звёздно-полосатый галстук. Потому что рыба вот она – на сковородке, её авианосцами не запугаешь.
О чём это Патрон? Эээ, да он никак наклюкался? Пары спускает – не с кем больше перемолвиться, а накипело. Ну, говори – я слушаю.
И он говорил, что Вашингтон, Уолл-стрит просто так не отдадут  своего лидерства в мире. Царапаться будут, кусаться. Пусть себе. как это у классика: «И старый мир, как пёс голодный, стоит за ним, поджавши хвост». Наша (моя с ним) задача не дать этому псу вцепиться нам (России и всему прогрессивному человечеству) в лодыжку.
Шефа несло, и он налил по четвёртой. А мне ведь ещё домой добираться.
Моя законная  удивила нас с Патроном и озадачила. Нет, от президентства в России она не отказалась. Она категорически была против вступления в правящую партию, возглавляемую, кстати, Патроном.
Люба:
- Президент России – фигура всенародная, вне политики. Интриги будем плести за кордоном. В родной стране  политика одна – созидание.
- Да поймите же, - горячился Патрон. – Ваши слова безусловно хороши, но не для кандидата – главой государства надо ещё стать. И как вы собираетесь выдвинуться – от себя лично, от компании? Рискуете не получить поддержки партии парламентского большинства.
Люба:
- Вступить в партию, чтобы через пару месяцев от неё отречься? Нет, это не для меня. В кандидаты запишусь, а там ваше дело - поддержать меня иль утопить.
Мы переглянулись с Патроном – вот упрямая баба!
Вечером, позвонив Даше, поехал с Любой в президент-отель. Моя начальственная жена, приняв душ, в объятия не спешила - изучала безупречную полировку ногтей, покачиваясь в кресле. Подумал, что предстоит нелицеприятный разговор. И не ошибся.
- Гладышев, ты серьёзным делом думаешь заниматься?
Я обиделся:
- Какое из моих дел ты считаешь несерьёзным?
- У тебя нет имени.
- Я – Герой России и Нобелевский лауреат.
- У тебя нет чёткой жизненной позиции.
- Я – самый богатый человек на Земле.
- Ты – лентяй и сластолюбец.
Говори, говори – знаю, к чему клонишь. Ждёшь, психану, хлопну дверью, а ты догонишь звонком и вернёшь – прости, милый, я тут наплела. А может, не вернёшь. Не дождёшься. Я так давно не был с тобой в постели, моя прелесть, сейчас всё стерплю, а потом задам тебе перцу. Ну, иди же ко мне, иди скорее.
- Молчишь? Неужто соглашаешься? Значит, повзрослел.
Люба резко повернулась в качалке. Так резко, что из-за отворота атласного халата выпросталась обнажённая грудь и соском прицелилась в меня. О, господи!

- Вам решать!
Люба пропала с экрана. Чуть позже позвонил Патрон.
- Ты видел? Ты слышал? Это чёрте что! Твоя красавица-жена в гроб меня загонит.
Любочка на экране действительно смотрелась эффектно – в белой водолазке, похожей на униформу сотрудника «АйСиАй», с безукоризненной укладкой роскошных волос, и никаких украшений. А лицо…. А голос…. Вот только слова. Не зря Патрон возмущается.
Костыль прилетел со своего Сахалина.
- Бросил все дела. Хочу помочь любимице. Где у вас штаб?
Но никакого избирательского штаба у нас не было. Более того, как только поступили деньги избиркома, прозвучал приказ с Дальнего Востока – перечислить их на счёт детского дома в одном из подмосковных посёлков.
- Никакой агитации не будет, - объявила моя жена.
- Это антиагитация, - прокомментировал Патрон  увиденное на экране.
Журналист брал интервью в посёлке переселенцев. Косматая бабка грозила кулаком в объектив:
- Геенна ей огненная, стерве Сталинской. 
Я позвонил Любе:
- Видела? как она тебя….
- Что? Кто? Нет, я не смотрю телевизор.
Я рассказал.
- Ты этого хотела?
- Всё идёт по плану. Кстати о геенне…. Лёш, ты сильно будешь жалеть о залоговой сумме? Нет? Тогда пообещай её церковникам после выборов – пусть прочтут молебен о покаянии моём.
- Ты серьёзно?
- Более чем.
Я помчался к Патриарху. В один из божественных праздников в православных церквях России и зарубежья состоялся молебен. Святые отцы просили Господа о снисхождении к Любови Александровне Гладышевой за прежние её прегрешения.
Я ничего не понимал в Любиной игре, но тупо следовал распоряжениям, так как не сомневался, что в решающий момент в борьбу кандидатов за народные симпатии вступит Билли и обеспечит нам победу.
Не знал этого Патрон. И ему было тяжело. Партайгеноссе давно от него требовали определиться с преемником. Он тянул. Дотянул – правящая партия оказалась без своего кандидата на выборы.  Теперь оставалось только примкнуть к одному из зарегистрированных. К кому? Выбор Патрона мне известен, но непонятные действия Любочки поставили его в тупик. И он тянул, тянул….
Наконец назначен день съезда партии парламентского большинства. Уходящий президент был краток.
- Единопартийцы, призываю вас голосовать за Любовь Александровну Гладышеву.
Оппонентов идеи через край.
- Она ведь не член партии.
- Даже не попыталась заручиться нашей поддержкой.
- А как ведёт агитационную кампанию? Это бездарность. Это провал.
День дебатировали. На второй Патрон вновь попросил слова. И бросил в зал.
- А вам не кажется, что вы несколько зажирели, господа? С востока катит вал преобразований. Тамошние технократы нас, политиков, ни в грош не ставят. Вы готовы оказаться на свалке истории? А ведь окажитесь….
Зачастили к трибуне сторонники идеи Президента. Они говорили, ссылаясь на известные исторические примеры, что Золотой Век России приходится именно на годы правления женщин – Елизаветы, Екатерины…. Пётр заложил, а они попользовались. То был льстивый намёк. Но с него вдруг в зал проникло понимание выбора Президента. Замаячила преемственность власти.

Мама рассказала. Ей позвонили из Центра изучения общественного мнения. Мужской голос спросил вежливо: определилась ли она с выбором кандидата в Президенты России. Мама решила слукавить:
- А вы что посоветуете?
- Мы не занимаемся агитацией – мы публикуем результаты опроса.
- И каковы на сегодняшний день результаты? Кто в лидерах?
Услышав свою фамилию, мама заявила:
- Тогда по закону трибун – болеем за слабейшего.
- Если к судьбе страны относится как к футбольному матчу, куда же мы прикатимся?
- А говорили, не занимаетесь агитацией.
- Это Центр не занимается, а я живой человек, хочу добра себе и счастья своим детям.
- Ну что ж, - закончила мама диалог. – Спасибо за доброе слово о моей невестке.
И покатилась по стране волна поддержки кандидата Л. А. Гладышевой. Возникла стихийно. Стартовала с тех мест, где прежде хула звучала. Переселенцы взяли в руки  самодельные плакаты – «Даешь Гладышеву! Гладышева – это мы!» Её прекрасные черты на значках и майках, в окнах квартир, витрин, на лобовых стёклах авто.
Съезд правящей партии транслировали по основным телеканалам. Народу понравился вопрос Президента о великой нации. «Мы великая нация. Мы великий народ» - звучало тут и там. Поп-дивы вопили с эстрады:
- Россияне! Мы – великая нация?
Танцующий зал ревел:
- Да!
- Даёшь Гладышеву!
- Да!
Уверяю, это была не спланированная (читай – оплаченная) акция – то были воля и желание народа.
На последних теледебатах Костыль где-то замешкался и вошёл в студию последним. Все уже сидели, вымученно улыбаясь объективам. Увидели президента аэрокосмической корпорации, встали и дружно зааплодировали. То было признание поражения.
Эдуард Эдуардович принял это как должное и заявил стране:
- Завтра день затишья, последний перед выборами. Но это не значит, что надо сидеть без дела и раздумывать. Нет, чините гармошки, настраивайте гитары, вырезайте свирели, и с ними к урнам. Покажем всему миру, как мы умеем радоваться нашим победам. Даёшь Гладышеву!
Выборы. Это был поистине всенародный праздник  единения нации. Люди опускали бюллетени и ликовали. Не расходились по домам. Желание общаться было непреодолимым. Везде и всюду звучало: «Мы великий народ! Мы великая нация!» На площадях и скверах стихийно возникали танцплощадки. С наступлением сумерек – грандиозный фейерверк. И так в каждом городе, в каждом селе от Чукотки до Калининграда. Народ простил Гладышеву, народ любил нового Президента.
Великому эксперименту, начатому на Востоке страны, дано было всенародное «добро».
Западные СМИ, подводя итоги президентских выборов в России, в один голос заявили – варварскими плясками на площадях они де растоптали само понятие о демократии. И далее: Гладышева, безусловно, достойный кандидат, но разве единогласие возможно в цивилизованной стране?
Где им нас понять. Мы – нервы Земли, наша участь чувствовать её боль и управлять ею. И мы будем управлять!

- Тирания, демократия…. – пустословие всё это, Гладышев. Историю делает народ, а лидер – выразитель его воли, и не важно, какой властью он наделён. Пойми, муженёк, у России накоплен достаточный потенциал, чтобы попросить дядюшку Сэма выйти вон с пьедестала мировой арены.
О том же и Патрон говорил. И я подумал, как бы ни поссорились два президента - России и всей Земли - выталкивая мирового лидера с его постамента….
Через пять дней в СМИ просочилась информация о тёмных делишках нынешнего генсека ООН. Благоразумный азиат подал в отставку. Через две недели Люба вылетела в Нью-Йорк на экстренное заседание руководителей стран постоянных участников Совета Безопасности. Совещание проходило при закрытых дверях. Президент США на правах хозяина открыл его.
- Какие будут предложения по кандидатуре, господа…?
Запнулся, чуть склонил голову в сторону президента России.
- Простите.
- Всё правильно, - Люба встала со своего места, будто получила разрешение говорить.  – У меня действительно есть предложение по новой кандидатуре Генерального секретаря Организации Объединённых наций. как только присутствующие господа прочтут подготовленные нами документы, они убедятся, что лучшей кандидатуры, чем экс-президент России не существует.
- Но позвольте, - лидер Франции. – По сложившейся традиции у нас не было генсека из страны постоянной участницы Совета Безопасности.
- Устав не запрещает, а традиции…. Вы прочтите, господин президент.… Ну, а потом поговорим о традициях.
   Материалы, собранные Билли в короткий срок были убийственны. Сидевшие за круглым столом мужчины по мере чтения бледнели лицами, ёрзали седалищами по мягким креслам, недоверчиво косились друг на друга. Один  китайский председатель остался невозмутим, он и высказался первым:
- Я думаю, предложение дельное, стоит обсудить….
И посыпались комплименты моему Патрону. Оказывается, он давно  является кумиром Франции, и они там подумывают, не вручить ли орден Почётного Легиона Великому Русскому Реформатору.  Английский премьер высказал надежду, что новый генсек ООН не утратил пыла новаторства, выработавшись в России. Он искренне готов помогать ему во всех начинаниях. Президент США был откровеннее других. Он буркнул, поиграв желваками:
- Ловко. Кандидатура меня не устраивает, но возражать не намерен.
Любин расчёт был верен, а исполнение задуманного безупречно. Лидеры четырёх ядерных держав мигом оказались ручными. Средства массовой информации так прокомментировали решение Совета Безопасности.
- Красота правит миром. Госпожа Гладышева своей очаровательной улыбкой взяла в плен четырёх самых влиятельных политиков мира. Надолго ли?
Я знал ответ на этот вопрос. Ровно настолько, сколько эти политики, трясясь от страха разоблачения, тем не менее, будут цепляться за власть, понимая её не как ответственность перед своим народом, а как средство удовлетворения личных амбиций. Они стали жертвами собственных махинаций.
Известно: у каждого человека найдётся немало чёрных пятен в биографии, огласка которых не желательна. Да взять, к примеру, Вашего покорного слугу. Мне бы очень не хотелось, чтобы мама узнала о моей связи с Мирабель. Или какую роль сыграл её отец в смерти бывшего мужа. Так что….
Так что мой Патрон добился, чего хотел – стал генсеком ООН. Вернее, добилась Люба, а он стал. Засобирался в Нью-Йорк:
- Гладышев, ты со мной?
Узнав о моём намерении, Люба вызвала в Кремль.
- Вот ты какой! Уговариваешь женщину стать матерью и бросаешь её. Врун несчастный.

2

Другую версию гибели моего деда поведали Никушки с рассказа их матери.
Генерал действительно взялся за мемуары, а чтобы заарканить Пегаса (поймать вдохновение) стал прикладываться к рюмке с коньяком. Дальше  - больше. В смысле, больше пилось, чем писалось. Подогретая память услужливо вытаскивала из закромов пережитого мгновения величия и побед. И дед был счастлив. А потом скрипел зубами на виновника своего забвения – то бишь,  меня.
Предсмертное послание жене и дочери – единственное законченное произведение старого разведчика. Он его много раз перечитывал, исправлял, наконец, распечатал и положил в ящик стола до нужного момента.
Мысль о самоубийстве не раз приходила ему в голову, иногда даже облачалась в слова, но никогда не терзала душу и не доминировала над психикой. Это была мечта о красивом уходе, не более того.
В тот дождливый день дед, сидя в каталке за рабочим столом, затуманенным коньяком  сознанием пытался отыскать причину - почему ушёл в отставку генерал-майором, а не на одну звезду повыше. Кто виноват?
Некстати заглянула Машенька:
- Алексей Георгиевич, ты бы не пил так много – у тебя давление.
- А? Что? – парализованный генерал вдруг поднялся из каталки.
- Ой, да ты ходишь! – всплеснула руками молодая жена.
Пожилой супруг  не разделил её радости.
- Ещё и стреляю,  – выхватил из ящика стола пистолет и бахнул над ухом перепуганной женщины.
Машенька бегом из комнаты. В спину гремел генерал
- Хвори мои не от нервов, а от твоих вертихвосток и хахаля их, Лёшки поганого  – будь они трижды прокляты.
Машенька спряталась. Дед ещё пару раз выстрелил в доме – продырявил портреты двойняшек. Потом в саду – неизвестно в кого или во что. И застрелился в беседке. Той самой, где я подсматривал за Никушками.
Рассказ матери перепугал дочек.
- Он проклял нас, Алекс. Что-то должно случиться. Не смейся – и с тобой тоже.
Что с нами могло случиться?
Сестрицы окончили Литературный институт. Копаясь в архивах в поисках материалов для своих будущих поэтично-прозаичных творений, натолкнулись на мысль, что возможно и в их жилах течёт голубая дворянская кровь. Стали изучать родословную предков. Кто-то где-то и когда-то пересекался с известными Шереметевыми, Воронцовыми, Орловыми. Но ближе всех оказались Нарышкины. На этой фамилии сёстры и остановили свой выбор. Ещё бы – ближайшие родственники царского дома Романовых.

Ловко! У меня зуделись уши поскорее связаться с Билли, но и рассказ комиссара был интересен. Один колумбийский наркобарон по прозвищу Додди  слыл большим охотником  до прекрасного пола.  Его люди рыскали по всей стране и за пределами в поисках наложниц, которые бесследно исчезали на фазендах в сельве. Фотографии всех хорошеньких женщин, остановившихся в отелях столицы и других крупных городов, немедленно оказывались на столе барона от наркотиков. Порой Додди сам выезжал на «охоту». Его чёрный бронированный «Мерседес» медленно двигался проезжей частью, а толстобрюхий мафиози из-за тонированных стёкол рассматривал проходящих тротуаром представительниц прекрасной половины человечества. Последний раз Додди видели в столице за день до исчезновения Никушек. Машину даже останавливали. Сделав внушение водителю, полицейские отпустили её, а ведь Додди находится в международном розыске в связи со своей преступной деятельностью, и не знать об этом стражи порядка не могли. Возможно, внушение было оплачено. А может, блюстители закона пасовали, узнав владельца чёрного «Мерседеса». Всё может быть.
Комиссар между визитом наркобарона-бабника в город и пропажей Никушек находил прямую связь. 
Итак, Додди! Возьмём за версию.
Оставив соседа по номеру у телевизора досматривать подробности, как американская ракета метко сбила американский спутник, вышел на террасу и связался с Билли. Мой виртуальный приятель был настроен оптимистично.
- О, Додди! Я многое мог бы рассказать об этом субъекте. У него португальские корни и весь набор венерических болезней. Он владеет несколькими плантациями коки в сельве, ближайшая в двухстах пятидесяти километрах от столицы.
- Будем брать?
- Будем, но не так, как ты сейчас об этом подумал. Ни местной полиции, ни даже Интерполу в нашем положении довериться нельзя. Каждый твой шаг будет отслежен, и в щекотливой ситуации Додди просто уничтожит пленниц –  следов не найдёшь.
- Может, русский спецназ?
- Нет, лучше ядерная бомбардировка и полномасштабная война! Весь спецназ – это ты. Бери джип, снаряжение для похода  и вперёд в сельву, отрубая концы.
- Не заблужусь?
- Я отсканировал со спутника – океан ему пухом! - все тропинки и ручейки Колумбии, доведу прямиком, как Сусанин ляхов, не беспокойся.
- Комиссар мне кажется порядочным человеком.
- Этот «порядочный человек» в  какой-то момент  приставит к твоему лбу ствол и нажмёт курок со словами: «Ничего личного – только бизнес». Пойми, Создатель, так устроен западный мир. Всё дело в цене. Лучшим другом в дороге тебе будет оптимизатор. И не криви губы: без него ты, московский неженка, и шагу не ступишь по сельве – ядовитые насекомые, змеи, тропические дожди, вызывающие лихорадку, солнечные удары и ожоги от палящего светила – всё превозмочь под силу только ему.
- От духоты я бы и сейчас не против.
Вернулся в номер, поковырялся в личных вещах, извлёк на Божий свет пару серебряных браслетов. Один великодушно уступил комиссару.
- Сувенир из России - помогает сохранять жизненный тонус.
Комиссар назавтра собирался посетить столичную и окрестные тюрьмы, где отбывали сроки уже отловленные сподвижники Додди. Он и списками запасся. Звал меня с собой. Но я отказался – направляюсь, мол, в банк, так как операция предстоит затратная.
- А вы не скупитесь в посулах: за хорошую информацию расплачусь щедро.

ОТ СПОНСОРА:

Нам нужна своя партия

Призрак бродит по России.
Это призрак технократии.
/парафраз великих классиков/

Вопрос – что делать? – за последние годы с особенной остротой встал перед нашим обществом. Речь идет не о выборе пути, как это было с начала Перестройки, а о том, какие практические шаги надо сделать сейчас, чтобы завтра не оказаться под хвостом мировой истории. Надо признать, что ни одна из известных в стране партий, в том числе партия Думского большинства (т. е. правящая) не имеют четкого плана дальнейшего развития России. Между ними (партиями) все ещё остаются серьезные разногласия даже в вопросе государственности. С одной стороны, ещё не умерло в седых головах желание национализировать всё и вся. С другой – практическая власть на словах как бы за развитие предпринимательства, но на деле до смерти боится усиления олигархии и потому морозит активы, которые могли бы работать на процветание страны.
Пожалуй, можно выразить удовольствие по поводу укрепления обороноспособности нашей страны за годы правления Владимира Путина. Безусловно, сильная армия нам нужна. Это факт. Но дальше-то что, уважаемый Президент? Если экономику мы не поднимем до должного уровня, значит – война?
Смешно ссылаться на аналогии истории. Мол, США, как некогда Римская империя, сами себя изживут и проглотят. Или Китай вот-вот взорвется от антикоммунистической революции. А мы останемся непоколебимыми – такова, мол, суть русского народа.
Работать надо, а не ждать «у моря погоды». Работать уже сейчас, чтобы завтра быть ко всему готовыми. Эти слова мы обращаем не к Президенту, Правительству, Думе, а к частным предпринимателям малого и среднего бизнеса. Во всех развитых странах люди нашего класса – опора бюджета и государства. Чем же мы, россияне, хуже?
О нас мало заботится Президент? От Правительства нет никакой помощи? Дума принимает не те законы, которые нам нужны? И не ждите «у моря погоды» - никому мы не нужны кроме себя и страны. Да-да страны, и это не высокий пафос. Принципиально мы никогда не отказывались от стремления к прибыли. Но это нашими стараниями множатся рабочие места и наполняется бюджеты местные. Дайте нам силу власти (а средства сами найдем), и мы украсим край родной – понастроим дома культуры, спортивные залы, детские ясли, школы, больницы…
Кто не дает? Да мы сами её не берем. О чем это сказано? Да о том, что нам нужна своя политическая партия, которая объединит всех технократов страны. Хватит ныть-скулить-просить – давайте соберемся, обсудим стратегию и тактику борьбы за власть; выработаем программу, наметим цели и начнем битву за избирателей.
Ну, скажи, народ, зачем тебе чиновники в «белых домах», которые ничего не производят, но имеют право распределять? Ведь есть уже корпорации в России, которые не только обеспечивают население работой и достойной зарплатой, но также без оглядки на чиновников строят ведомственные школы и садики, объекты культурно-спортивного назначения. Не надо смотреть на технократов, как капиталистических акул, готовых на все ради прибыли. Наши цели гораздо выше и благороднее. Мы хотим зарабатывать много, производя много товаров и жить в процветающей стране. Что в том греховного?
Другими словами – непосредственной задачей нашей будущей партии должен быть призыв к созданию технократического общества в нашей стране. Процветает предприятие – хорошо всем. Требуется разъяснить избирателям, чего мы хотим, и что в результате получат они:
- высокоприбыльные производящие материальные ценности предприятия на местах, как основу процветания субъекта Федерации;
- упразднение органов исполнительной власти;
- реорганизацию законодательной власти.
Примерно так. А теперь… цели ясны, задачи поставлены – за работу, друзья!

Кто-то самый прыткий или пьяный, с брюхом, как пивная бочка, ринулся на сцену:
- Долой шмотьё!
Никуши бежать – он их за руки, за подол платья. Началась потеха!
Прыгнул на сцену, схватил брюхана за штаны и шиворот, пустил с разбега в зал – получай, народ, гостинец! Пару столов опрокинулись, подмяв застольников. Завертелась кутерьма – азартом сносит голову. Что может быть сладостнее сердцу русскому разудалой кабацкой драки...?
Проснулся ярким звонким утром. Впрочем, оно было где-то там, в кронах пальм. Под сенью хранился полумрак. На руке примостилась маленькая юркая зелёная змейка – на вид безобидная. Но и без подсказки сообразил - это банановая змея, весьма ядовитая красавица. Она горбила тельце толщиной в палец и грозила длинным язычком серебряному браслету на запястье. Хватило мужества и выдержки не дёрнуться, не сорваться с криками: «Змея! Змея!». Наблюдал, не меняя позы – будь, что будет. Наконец, отчаявшись запугать оптимизатор, изумрудная гостья юркнула с моей руки на ветку куста.
- Готов? – Билли взял руководство операцией в свои виртуальные руки. – Пошёл.
Ох, и поработал же я мачете – забыл, что не завтракал. Бился без устали, прорубая проход в сплошной стене зарослей. Их полчища, а я с мачете - вжик-вжик, хрясь-хрясь, дзинь-дзинь….
Полдень. Солнце в зените. Выбрался из зелёного ада в тропический рай. Представьте озеро голубой воды в обрамлении синих скал. Водопад белый от пены, как седая борода исполина, шумит, искрится в солнечных лучах, и радуга косынкою над ним. Залюбуешься!
Сбросил одежды и прыгнул вниз.
- Мальчишка! – ворчал Билли. – Могли быть подводные скалы, пираньи, кайманы, да мало ли….
Я лежал на узкой полосе раскалённого песка, и мне было лень препираться.
- Кто на меня стучит? Опять эта штука? – потряс рукой, на запястье которой красовался серебряный браслет. – У-у, шпион проклятый!
Разморило.
- Билли, давай привал сделаем – четвёртый день в пути, и так не хочется в эту пасть зелёного дракона. Нет, если скажешь: «иди», я поднимаюсь.
- Отдохни, Создатель, больше таких оазисов в сельве не будет.
…. Знаете, откуда пошло выражение «сахарные уста»? От поцелуя на морозе.
Зима в Подмосковье. Тройка белых рысаков несёт нас заснеженным полем, просекой в бору и снова на простор. Вожжи в моей руке, а за спиной звонкий смех подгулявших графиночек. Бисером расшитые дублёнки, иней оторочил шали, брови и ресницы, румянцем полыхают щёки. Подхватив узкую талию, целую сахарные уста Вероники. А может Доминики? Взрыхленный копытами коней, полозьями саней вьюжит снег. Мелькают ели в январском убранстве. Мороз бодрит душу. Эге-не натурал, веселись, Россия - я люблю тебя…!
- Ты красиво думаешь, пришелец.
Кто это? Нет саней, нет Никушек, снега и мороза. В сельве ночь. Над головою купол неба, как шатёр звездочёта - в тропиках он ярче и ниже.
Мне приснился красивый сон. Каждую ночь снятся Никуши –  душа томится.
- Билли, душа моя томится или это всё твой чудо-оптимизатор? Не ем, не пью уже которые сутки - и что удивительно – совсем не чувствую усталости. А в сон проваливаюсь, будто в сказку. Билли?
- Кто-то проник в твой мозг, Создатель. Я чувствую присутствие постороннего интеллекта.
- И что он там делает?
- Ковыряется в твоей памяти.
- А я ему разрешал? Эй, кто там есть – вылазь к чёртовой матери.
Для демонстрации негодования постучал себя кулаком по лбу.